Александр Шалимов - Тайна Гремящей расщелины (сборник)

— Если это для вас так важно, не стану разубеждать. Я готов принять джентльменское соглашение.

— Решено. Значит, мы сейчас расстанемся. И поймите меня правильно, господин Озеров: я не противник истины. Как сказал ваш монгольский приятель: дорог много, правда одна. Каждый из нас ехал сюда со своей точкой зрения. Правда оказалась за господином Тумовым. Честь ему и хвала. Можете быть уверены, что, возвратившись в Соединенные Штаты, я не погрешу против истины.

— А как же с намеками между строк?

— Неужели я болтал и об этом? — удивился Пигастер. — Ай-я-яй, как нехорошо!.. Однако у вас поразительная память, господин Озеров. Эти «намеки» не для огласки. Ведь каждый служит своему делу. Однако, уверяю вас, я уезжаю… немного иным, чем приехал. Убедиться в своей ошибке, — это уже много… для ученого-человека.

К ним быстро подошел Тумов. Брови его были насуплены, глаза зло сверкали. Он глубоко засунул кулаки в карманы плаща, словно опасаясь, что может пустить их в ход.

— Послушайте, — резко начал он, — через пять минут…

— О-кей, господин Тумов, — прервал Пигастер, — мы тут как раз говорили о вас. Ваша точка зрения победила. Я уезжаю вашим сторонником. Господа, — громко обратился он к присутствующим, — мой уважаемый коллега убедил меня. Я решил лететь. С сожалением покидаю ваше приятное общество. Желаю всем счастливого пути.

Перед посадкой в самолет Очир крепко пожал руку Аркадию.

— Вы губите свой талант, — шутливо заметил он, похлопывая Озерова по плечу. — Вам надо идти в дипломаты. Желаю интересных открытий на юге Гоби.

Трое суток бушевал песчаный буран у подножия плато. Ветер срывал палатки, опрокинул одну из машин. Густая ржавая мгла окутала пустыню. Исчезло солнце. Молнии сверкали в песчаных тучах; тяжелые раскаты грома перекатывались над плато, будили многоголосое эхо в глубоких расщелинах. Поднятый в воздухе песок бесконечным потоком несся над лагерем. Под горами песка оказались похороненными ящики с провиантом и бочки с горючим.

Люди забились в палатки, судорожно кашляли в непроглядной тонкой пыли. Пыль слепила глаза, раздражала и жгла горло. Нельзя было зажечь костра, примуса не горели. Буран разыгрался вскоре после отлета самолета и, казалось, усиливался с часу на час. О судьбе самолета в лагере не знали. Буря прервала радиосвязь.

Тумов, лежа на кровати в спальном мешке, сердито уговаривал Озерова и Батсура, которые расположились прямо на кошмах на полу.

— Куда вы поедете, непутевые головы! Теперь такие бураны будут случаться все чаще. Дело идет к осени. Жить вам надоело?

— Еще один скорпион, — заметил, вместо ответа, Батсур и стукнул молотком по брезентовому полу палатки. — Даже им стало невмоготу. Так и лезут в палатку один за другим.

— Откажет мотор, — продолжал Тумов, — что будете делать одни в пустыне за сотни километров от жилья и колодцев? — Он судорожно закашлялся.

— Не трать красноречия, Игорь, — тихо сказал Озеров. — Вопрос решен: прекратится буран, и мы едем. Может, нам в руки дается неповторимый случай. Когда еще экспедиция проникнет в эти места? Мы обязаны выяснить все, что в наших силах.

— Погоня за призраком! — крикнул Тумов. — Я готов понять вас, если бы вы продолжали работу в окрестностях Адж-Богдо. Но забираться в глубь неисследованной пустыни, удаляться на сотни километров от плато, которое вы сами считаете главным объектом исследований, — это хуже, чем безумие.

— Иногда бывает полезно уйти от объекта исследований на некоторое расстояние, — заметил Озеров. — Вблизи за частностями не всегда видно главное.

— Вы едете не за этим, — перебил Тумов. — Вас увлек бред умирающего безумца. Ни один уважающий себя исследователь не стал бы тратить времени и сил на такую чепуху.

— Может быть, мы плохие исследователи, — спокойно согласился Озеров. — Мы не смогли так легко и просто решить все вопросы, как решил их ты. Дай же нам самим разобраться в своих ошибках. Возвратившись, мы, может быть, поздравим тебя с подтверждением твоей гипотезы.

— Или привезем новую, — в тон Озерову добавил Батсур.

— Но почему вы хотите искать доказательства ваших так называемых «энергетических извержений» в сотнях километров от вулканов?

— А кто тебе сказал, что мы едем искать доказательства «энергетических извержений»?

Тумов подскочил на кровати.

— Как, новая гипотеза?

— Может быть.

— Еще не легче!.. В чем она заключается?

— Тебе не терпится припечатать наши новые представления словом «фантазия», — мягко сказал Озеров. — Не выйдет, дружище. И скажу по секрету, эти новые представления мне самому еще кажутся почти фантазией. Потерпи… до нашего возвращения.

— Конечно фантазия! — упрямо крикнул Тумов. — Все фантазия! Сплошная фантазия!

— Зеленая! — добавил Батсур.

Все трое расхохотались и начали кашлять.

— Твои намерения нам ясны, — сказал Озеров. — Спасибо за заботу, но мы все-таки едем. Верно, Батсур?

— Конечно! Зачем ждать, пока рога козла дорастут до неба, а хвост верблюда до земли? Вот, кажется, и буран начинает утихать. Это хорошее предзнаменование.

Они уехали утром следующего дня. Тумов отдал им лучший вездеход. В просторный крытый кузов поместили бочки с бензином, продукты, спальные мешки, приборы. Озеров устроился в кабине рядом с шофером — суровым пожилым монголом. Батсур, Жора и Жамбал должны были ехать в кузове.

— Путь в тысячу километров всегда начинается с одного шага, — сказал Батсур и шагнул в тяжело нагруженный кузов вездехода.

Мерно заработал мощный мотор; вездеход плавно тронулся с места.

Весь лагерь собрался проводить путешественников. Зеленая машина поднялась на один увал, перевалила его, потом появилась на другом, более далеком. На мгновение вездеход задержался на гребне. Последний раз мелькнули руки в окне кабины и в дверях кузова — и вездеход исчез из глаз, словно растворился в пустыне.

Тумов с тяжелым сердцем возвратился в лагерь. Мрачные предчувствия томили его.

На другое утро караван машин, лошадей и верблюдов покинул стоянку у горячего источника и длинной цепью потянулся на северо-запад, к обжитым местам.

Лагерь стоял возле красноватых скал Атас-Ула вторую неделю. Вопреки предсказаниям Тумова, погода держалась сносная. Днем допекала жара, ночью — холод, но пыльные бури не повторялись.

Озеров и Батсур исколесили массив Атас-Ула по всем направлениям. Ничего примечательного тут не оказалось. Красноватые башни, зубцы и карнизы, изваянные ветрами в толще красноватых песчаников, были такие же, как на других массивах великой пустыни. И так же расстилались вокруг бескрайние каменистые плато, желтые волны барханов, сверкающие от солей плоские блюдца такыров.