Спейсер Кацай - Тарназариум Архимеда

Еще одна груда кубических обломков…

Просто груда…

Облизанный черным небом край кратера…

Пропаханная по нему неровная полоса, ведущая вниз…

И белый скафандр под огромным грязно-серым валуном.

Руслана лежала на спине, безвольно раскинув руки, и в опущенном светофильтре ее гермошлема отражалась бездонная пустота.

— Руська! Руся! — залепетал Олег, бросаясь к ней. Маккольн настороженно замер поодаль: что-то ему не нравилось.

А Тресилов уже под обе руки подхватывал безжизненное тело, пытаясь приподнять его. Оно поддалось на удивление легко. Олег чуть не перевернулся на спину, смытый с места волной ужаса, хлынувшего на него, и непроизвольно выпустил скафандр. Тот упал, переворачиваясь передней частью вниз и открывая пораженному "таежнику" свои тылы. Ранец системы жизнеобеспечения был вскрыт. А скафандр был… Скафандр был пуст.

Ужас упругим толчком перешел в панику. Олега отбросило в сторону, словно перед ним лежала не пустая скорлупа защитного костюма, а невиданный монстр из самых кошмарных фантазий, придуманных воспаленным мозгом. Отвратительный, могучий и готовый к нападению.

— Там… там… там… — тыкал Тресилов пальцем в пустой скафандр.

— Тук-тук-тук, — колотилось сердце, грозя взломать грудную клетку.

— Так, так, так, — задумчиво бормотал Маккольн, внимательно изучая грунт вокруг опустошенного аппарата индивидуального назначения.

Внезапно Тресилов бросился к нему и, рыча разъяренным зверем, изо всех сил начал колотить его по чешуйчатой спине. Словно гвозди забивал со всего размаха.

— Это ты!.. Это ты!… Это ты! — рвался его голос. — Я-то, дурак, не сообразил, но ты!.. Как ты мог начать обстрел, зная, что где-то здесь…

Фразу Олег не закончил потому, что снова был отброшен в сторону. Но уже не ужасом, а обычным, хотя и очень сильным, ударом кулака, закованного в металлизированную перчатку.

— Идиот! — зло и, странным образом, одновременно равнодушно, бросил Маккольн. — Если бы Барбикен попала под обстрел, от нее вообще ничего не осталось бы. Ты сюда лучше взгляни.

Тресилов уставился в направлении вытянутой руки, все еще сжимающей огромный кулак. И почувствовал, что сейчас или потеряет сознание, или окончательно сойдет с ума.

На темном реголите, вытоптанным их ребристыми подошвами, четко выделялся еще один след. След босой человеческой ноги.

Следы босых ног медленно растворялись в желтом песке после того, как их облизывали ленивые языки зеленоватых волн. Володька сидел на берегу Кавуньки, днепровского островка, расположенного как раз напротив Гременца, обхватив руками колени и положив на них левую щеку. Над городом пылало Солнце и казалось, что дебаркадеры гременецкой пристани уплывают куда-то сквозь раскаленное янтарное марево. В зарослях ивняка шевелился ветерок. Растерянно вскрикивали чайки, и городские тополя на том берегу зелеными ракетами взлетали, взлетали в огромное небо и никак не могли взлететь. Так же, как и Володька. Только во сне он еще иногда испытывал чувство полета. Наяву, наверное, так и не придется.

Парень надрывно всхлипнул и зло растер покрасневшие глаза сжатым кулаком. Плакать он не собирался. Не дождутся. А потом резко вскочил, с разбегу бросился в воду и начал отмерять расстояние до другого берега короткими резкими саженками. Довольно сильное течение сносило его вниз, к мосту, но Вовке всегда нравилось плавать именно таким курсом.

Через четверть часа, в очередной раз победив вязкое движение тупой водной массы, Володька выкарабкался на гранитную глыбу с разбросанной на ней одеждой. Галки уже не было. Только на том месте, где она сидела, осталась лежать измятая "Правда", ставшая причиной их ссоры. Газета давно бы уже упала в воду, если бы не зацепилась за Вовкину парусиновую туфлю. Старенькую и разбитую донельзя.

Володька сердито пнул ее, и газетный лист зашелестел, подхваченный порывом ветра. Плавно спланировал и закачался на ленивых медленных волнах. На быстро намокающей странице была видна злополучная заметка. Про новое достижение советской техники, позволившее зашвырнуть вторую стратосферную ракету "Авианито" на высоту в 3000 метров.

Володька снова сжал кулаки, откидываясь спиной на горячий камень. Эх, везет же людям! Ракеты запускают, на самолетах летают, звездами в телескопы любуются. Высокая жизнь!.. А у него? Документов не то, что в летное училище не приняли, а даже в аэроклуб не записали. Только доходят в анкетах до графы "родители", тут все и начинается. Так, может, права Галка, обозвавшая его неудачником?

Хотя, с другой стороны, хорошо быть "удачницей", если у тебя родители самого, что ни на есть, пролетарского происхождения, папа — заворг в горисполкоме, а сама ты — бывший комсорг школы и в анкетах у тебя ни одной зацепочки не найдешь. Разве что имя какое-то иностранное — Гоэлрина. Однако, и это — в честь плана ГОЭЛРО, государственной электрификации России. Галина — это так, по-уличному. Вот проклятые бумажки! Если бы их подделать да исправить, новые данные какие-нибудь внести…

Представив себя, испуганно озирающимся и подделывающим документы, Володька брезгливо поморщился. И внезапно рывком сел, взлохматив всей пятерней еще влажные волосы. А что!?.. А что, можно и не подделывать, а вот новые данные… Ведь если какой-нибудь подвиг совершить, да такой, чтобы все охнули, а Галка в первую очередь, то… Подвиг, он в анкетах обязательно отмечен будет. Например, награжден Барбикен Владимир Андреевич медалью за спасение утопающих. Нет, это, пожалуй, мелковато. Да и утопающих этих еще поискать надо. Володька непроизвольно окинул взглядом днепровскую панораму. От моста до затона. Субъектов, нуждающихся в его помощи, естественно, не наблюдалось.

Эх, если бы шпиона какого-нибудь поймать! Но откуда у них, в Гременце, злобные агенты иностранных разведок? Сенокосилки, выпускаемые в Грюкове, на правом берегу Днепра, разделившего город на две части, вряд ли их интересуют. Вот, если бы война… И красный боец Владимир Барбикен спасает от разгрома свою дивизию. И суровоглазый комдив жмет ему руку, вручая именное оружие. А потом — орден. Но… Но в армию еще попасть надо. Вот, может быть, осенью…

Володька снова лег, переворачиваясь на живот и подставляя жарким солнечным лучам загорелую спину. Эх, если бы война… Внезапно Вовка замер. Слушай, друг ситный, а война-то ведь идет! Далековато, правда. Но, что для него расстояния? До неба еще дальше.

Он взволнованно заерзал на животе, чуть не обдирая кожу о шершавый гранит и не обращая на это никакого внимания. Так, через границу он вряд ли перейдет: там наши пограничники бдительно охраняют советские рубежи. И правильно делают. Нужно что-то другое придумать… Думай, Володька, думай. Думай, как помочь республиканцам проклятых фалангистов бить, как подсобить испанскому народу в его справедливой борьбе, как орден получить и анкеты исправить!