Анатолий Гончар - Тени Марса

Уверенный бас генерала разносился под сводами вырытого на скорую руку блиндажа.

…Противник, не сумев уничтожить нас прямыми залпами, завтра наверняка предпримет попытку вырваться из каньона. Насколько я понял, то для первоначального замысла всё подготовлено?! — начальник разведки сдержано кивнул, и генерал продолжил: — Тогда есть предложение, не дожидаясь утра, взорвать имеющуюся у нас взрывчатку, и тем самым окончательно перекрыть противнику возможность выхода на ровную поверхность. Таково мнение штаба. Сам я ещё окончательно не разобрался в обстановке и со своим мнением не определился. Итак, у кого есть возражения?

— Я думаю, что нам не следует спешить. — Снова в который уже раз в противовес мнению вышестоящего начальства подал свой голос притулившийся в уголке профессор. — Как выяснилось, взрывчатки оказалось меньше, чем мы рассчитывали, а каньон довольно широк, и всей нашей взрывчатки едва хватит, чтобы образовалось небольшое перекрытие.

— Что предлагаешь ты? — без обиняков спросил генерал. Он совсем недавно перешёл с профессором на "ты", и это слово давалось ему ещё с некоторым усилием.

— Надо дождаться, когда они пойдут на прорыв и тогда… — Лобенштайн сделал многозначительную паузу, — произвести взрыв. Часть танков попадёт под завал, часть будет уничтожена собственно взрывом, оставшимся придётся разгребать нагромождение камней и горящей техники часов так… В общем, на это у них уйдёт времени гораздо дольше, чем на преодоление собственно самого образовавшегося от взрыва котлована. К тому же, кто знает, может противник, понеся большие потери, может вновь отложить своё наступление на неопределённый срок, но даже если и нет, то интенсивность его огня будет снижена.

— Но это дополнительный риск, — подал реплику начальник инженерной службы. — Если что-то пойдёт не так…

— Что ж, на этот случай я Вас могу успокоить, — вклинился в их диалог генерал Ильченко. — У нас просто такого не может быть, ибо в нашей бригаде просто замечательный начальник инженерной службы. А насчёт того, чтобы всё пошло как надо, — генерал с лёгкой улыбкой на лице широко развёл руками, — тут уж извините, но это ваша прямая обязанность. — Конец фразы был произнесен жёстко, улыбка сошла с лица генерала, и он, сердито сверкнув глазами на притихшего подполковника, добавил: — Отвечаете головой!

— Есть, головой! — похоже, главный инженер был готов к подобному повороту событий и нисколько не удивился полученному приказу. Если надо, значит надо, и нечего протоколировать никому ненужную дискуссию.

— А теперь, если все согласны и иных предложений нет, то мы поступаем согласно изложенному ранее плану, подкорректированному новоявленным стратегом. — Генерал улыбнулся и подмигнул смутившемуся от этих слов профессору. — Господа офицеры, все свободны, прошу разойтись по своим боевым постам и расчётам.

— Господа офицеры! — подал команду начальник разведки, и все, одновременно поднявшись, встали по стойке смирно.

— Господа офицеры! — по вновь поданной команде собравшиеся в помещении офицеры стали расходиться.

Через две минуты штабной блиндаж опустел полностью. Офицеры спешили выполнить полученные задания, после чего хотя бы немного вздремнуть. В штабном блиндаже остались лишь трое: Лобенштайн, полковник Хасанов и, собственно, сам хозяин генерал Ильченко. На некоторое время в помещении воцарилась противоестественная тишина. Профессор устало потянулся и, бросив в рот какую-то пилюлю и ни к кому конкретно не обращаясь, задумчиво протянул:

— Интересно, сколь уродливо-изощрённый разум придумал столь кровожадную технику?

Никто ему не ответил. Хасанов, намаявшийся за предшествующие сутки, откинувшись в кресле, спал. Генерал же, напичканный лекарствами и представляющий сейчас из себя ходячую аптечку, безостановочно ходил по комнате и думал о чём-то своём, одному ему известном, словно бы даже и не расслышал заданного вопроса. Лобенштайн пожал плечами и закрыл глаза, стараясь хоть на несколько часов окунуться в сладостные объятья ночной дрёмы. Дверь блиндажа, оказавшаяся не захлопнутой полностью, под воздействием токов воздуха отползла в сторону. Тут же в зияющую щель понесло могильным холодом близящегося рассвета, а чёрный, далёкий небосклон начинал окрашиваться красными лучами восходящего солнца.

Весь следующий день был не хуже предыдущего: визг, вой, скрежет, грохот, разрывы, слепящие глаза, всполохи горящего топлива, черный дым, беспрестанно уходивший к небесам, едкая гарь, разъедающая ноздри. Генерал сновал по передовой позиции, подбадривая измученных бойцов и направляя их действия. Электронный мозг, проанализировавший тактику легионеров, вёл себя более осторожно. Сводная рота, попытавшаяся ворваться в стан противника, напоролась на жёсткий заслон и, потеряв почти половину своего состава, вынуждена была откатиться назад. Наступил вечер. Бой, уже начинавший стихать, вдруг разгорелся с новой силой. Танки, невзирая на ураганный обстрел, стали растаскивать последние остатки заградительного барьера. Генерал был вынужден вывести из укрытия БТРы и бросить их в атаку. Через пять минут они, словно рождественские свечи, пылали в черноте ночи, подожжённые снарядами противника, но задачу свою они выполнили. Враг оставил попытки ещё вечером вырваться за пределы каньона, и утробно всхрапывая двигателями, откатился на прежнюю позицию, чтобы утром, пополнив топливо и боеприпасы, продолжить начатую бойню. Электронный противник тоже тянул время — до окончания расчистки туннеля, ведущего на поверхность, по расчётам главного процессора оставалось еще пятьдесят шесть часов. Механическим войскам требовалось подкрепление.

Раннее утро, залившее поверхность Марса кроваво-красной палитрой, сразу же было озвучено артиллерийскими раскатами и певучим шипением лазерных лучей. Тела и сталь, разум и электроника сошлись в непримиримом поединке. Кто кого? Извечный вопрос противоборства добра и зла. На одной чаше весов жизнь и смерть. И вновь земля вставала на дыбы, металл плавился и растекался огненными ручьями. Кровь заливала раскалённые добела камни. Всё небо было закрыто чёрными полосами копоти, от дыма нечем было дышать. Бойцы, падая от усталости, продолжали сдерживать натиск ничего не чувствующего врага. Солнце, поднявшись над горизонтом, в своем путешествии уже близилось к полудню, когда лежавшего в бессознательном состоянии генерала измученные санитары потащили в сторону пустынного госпиталя, наспех оборудованного в огромном вырытом накануне блиндаже. Из его разбитой головы вытекала алая струйка крови. Взрывная волна, накрывшая командира легиона, бросила его на одинокую скалу. Внезапно, словно по мановению волшебной палочки, наступило непродолжительное затишье. Противник проводил перегруппировку для решительного и, как ему теперь казалось, последнего удара. Электронный мозг, проанализировав получаемую с линии фронта информацию, просчитал и понял, что людей осталось слишком мало, чтобы суметь удержать его воинство. Еще один натиск, и стальная армия сметёт противника и вырвется на просторы пустыни, чтобы, наконец, закончить начатое тысячелетия назад дело.