Александр Винник - Сумерки Бизнесонии

20 февраля. Госпожа Ричар, успокаивая Люо, запела какую-то однообразную песенку. И Люо вдруг начал тянуть «а-а-а, э-э-э». Не в тон госпоже Ричар, но одним тоном.

1 марта. Люо засыпает только под песню. Ничто другое не может заставить его лежать спокойно.

10 марта. Боюсь ошибиться, но мне кажется, что у Люо появилось чувство ритма. Госпожа Ричар однообразно напевала: «а-а-а! а-а-а! а-а-а!». Люо повторяет за ней, соблюдая тот же ритм.

14 марта. Мать поет. Люо вторит ей звуками «а» и «э». В тон. Да, в тон! Госпожа Ричар уверяет, что он «берет» «фа» и «си» — основные ноты ее колыбельной песни.

10 декабря. Люо год. Сегодня в комнате завели патефон. Люо начал выбивать такт ручонками и пританцовывать.

7 февраля. Люо сидит на полу и играет. Он очень увлечен. Пробовал его отвлечь — безрезультатно. В соседней комнате заиграли на пианино — Люо бросил игрушки и побежал на звуки.

20 мая. Люо поет на мотив песни «Я иду к тебе», которую часто напевает госпожа Ричар.

5 июня. Люо очень любит музыку. Это уже не вызывает сомнения. Если кто-нибудь начинает играть или мальчик услышит радио, он тут как тут.

10 июня. Госпожа Ричар играла на пианино. Люо спокойно стоял и слушал. Как только мать начала песенку «Я иду к тебе», Люо обрадовался, захлопал в ладоши и начал в такт притопывать. Когда госпожа Ричар закончила игру, Люо потребовал повторить.

15 июня. Я попросил госпожу Ричар сыграть начало песенки «Я иду к тебе» правильно, а затем допустить диссонанс. Люо сразу уловил эго.

20 июня. Сегодня продолжали опыт. Госпожа Ричар сыграла начало песенки «Я иду к тебе» в обычном такте, затем неожиданно изменила такт. Люо немедленно остановил ее.

18 сентября. Мы пригласили профессора музыки Оддо Квинта. При нем повторили опыты с Люо. Оддо Квинт сказал:

— Если бы все это происходило не при мне, я не поверил бы.

Оддо Квинт взялся обучать Люо.

Чёрч не пожалел денег на рекламу. За десять дней до концерта Люо весь город был заклеен афишами и ослеплен световой рекламой. О предстоящем концерте удивительного ребенка сообщали все газеты. Репортеры не скупились на краски, описывая необычайные музыкальные способности трехлетнего дирижера.

Но то, что ожидало публику в концертном зале «Блим» — самом большом в столице Бизнесонии, — превзошло даже обещания рекламы.

К восьми часам вечера зал был полон до отказа. Чёрч распорядился отвести за счет дирекции три ряда для знаменитых музыкантов и репортеров самых влиятельных газет. Им были посланы именные приглашения.

Многие не скрывали своего недоверия:

— Очередной трюк!

— Нашли, наверное, лилипута и выдают его за трехлетнего вундеркинда!

— Говорят, что этот вундеркинд не знает ни одной ноты!..

Но вот поднялся занавес. Зал утих. Замолк разноголосый хор настраиваемых инструментов оркестра.

И вдруг на сцену в сопровождении господина Чёрча вышел… Кто бы вы думали? Вместо трехлетнего малыша появилась стодесятикилограммовая фигура старого джентльмена, при виде которого публика разразилась хохотом. Но шум улегся, как только зрители узнали толстяка.

— Господин Хапп! Мэр города! — пронеслось по рядам. И люди умолкли, не столько из уважения к представителю власти, сколько недоумевая: что могло заставить Хаппа появиться на сцене?

— Господа зрители! — произнес Чёрч. — Среди вас могут найтись люди, которые не поверят, что трехлетний мальчик способен дирижировать крупнейшим оркестром страны.

В зале загудели.

— Тихо, господа! Мы предусмотрели это. И попросили власти нашего города засвидетельствовать точную дату рождения Люо Ричара. По просьбе акционерного Общества покровительства талантам всеми уважаемый господин Хапп великодушно согласился, ввиду исключительных обстоятельств, выйти на сцену нашего театра и огласить результаты проверки.

— Сколько ему заплатили? — раздался голос с галерки. Но публика возмущенно заглушила его.

Толстяк подошел к самой рампе и неожиданным для могучей фигуры тонким голоском прочитал по бумажке, которую держал в руке:

— Я, мэр города, Бипи Хапп, на основании записей в книгах Донтингского аббатства, свидетельствую, что дирижеру Люо Ричару, имеющему выступать в концерте, отроду два года одиннадцать месяцев двадцать три…

— Громче! — раздалось из зала.

По просьбе Чёрча Хапп назвал дату рождения Люо.

Чёрч поблагодарил мэра и провел его в первый ряд, где восседала тучная супруга отца города.

— Я задержу ваше внимание еще на несколько минут, — сказал Чёрч, возвратившись на сцену. — Мы попросили известного музыковеда профессора Оддо Квинта, знающего Люо Ричара, сказать о мальчике несколько слов. Прошу вас, господин Квинт.

Профессор Квинт, сопровождаемый театральным служащим, вышел на сцену и, отворачиваясь от ослепительного света прожекторов, проговорил в микрофон:

— Я обучал Люо Ричара и выдал ему диплом дирижера первого класса.

Он хотел было уже идти на свое место, но вдруг возвратился к микрофону, снял очки и, смешно приподняв брови, сказал:

— Это удивительно!

В зале рассмеялись и зааплодировали.

После того, как все ушли со сцены, зал затих. И в абсолютной тишине заговорили репродукторы:

— Начинаем концерт симфонической музыки. Исполняется «Фантастическая симфония» Берлиоза. Дирижирует трехлетний дирижер, воспитанник Общества покровительства талантам Люо Ричар.

Говорят, что словами можно передать самые яркие картины природы и самые тонкие отзвуки человеческой души. Может быть, это действительно так. Но мы не находим изобразительных средств, чтобы описать тишину, наступившую в зале.

Принято говорить в таких случаях, что был слышен полет мухи.

Согласимся, что в такой тишине действительно можно услышать полет мухи. Но дело происходило зимой и мух, как известно, в это время в Бизнесонии не бывает.

Другие прибегают к помощи сердец. Дескать, каждый слышал биение сердца соседа. Поверим, что в такой тишине действительно можно услышать, как бьется в ожидании чрезвычайного события сердце рядом сидящего человека. Но очевидцы утверждают, что им в это время было не до соседей.

Даже ко всему привыкшие, много повидавшие и во всем разочаровавшиеся репортеры не сводили глаз с дирижерского пульта, у которого должен был появиться удивительный ребенок.

И вот он подошел к пюпитру. Маленький мальчик, совсем ребенок, с бледным, миловидным личиком и большими черными глазами, горящими неестественным блеском.

Он неловко поклонился публике. Потом, смешно подтянув штанишки, постучал палочкой по пюпитру. Взметнулись к струнам скрипок смычки, уставили в потолок медные пасти трубы, задрожали арфы в нервных руках арфисток. Еще взмах — и сто голосов оркестра слились в одну прекрасную мелодию. Послушные приказаниям крохотных рук ребенка то затихали, то трубили во весь голос флейты, звали к безудержной пляске или плакали нежные скрипки, вздыхали или властно навязывали свою волю оркестру басы…