Евгений Пинаев - Поиск-88: Приключения. Фантастика

— ...Тогда мы еще на лошадях работали. Однажды три дня десятисекундники ловили. Короткопериодные идут редко, не пропустить их — вот в чем мастерство... Наконец записали, я проявил, быстренько станцию собрали, мужики уже палатку снимают — поле пошло, надо план делать... А ленточку на кустах, в тенечке сушить повесили. Тут одна из лошадей, кобыла по кличке Лягавая, подходит к кустам и начинает жевать осциллограмму. Наш Валерка подбежал, отобрал, смотрит — градуировку она уже скушала, снова надо переписывать... Такого он, конечно, не выдержал, схватил ее за уши и укусил за нос. Так эта кобыла до конца сезона его боялась: медведь рядом пройдет — это полбеды, а вот Валерка — шарахается и ржет так жалобно...

Он уже с первых дней определил, что в работу по-настоящему включаются только Надежда и Виктор. Девчонка подражает ему почти во всем, даже конспектик составила со всеми аппаратурными делами — настройками, переключениями и с вопросами лишний раз не лезет. А Витюха — мужик толковый. У него и в экспедиции кличка была, как у какого-то агента — Витька-Ноль-Девятый. Хотя агент тут, конечно, ни при чем, это от номера телефона, где справки дают. Семен с ним работал уже не один сезон, знал, что парня можно спокойно посадить писать ночные вариации. Работа простая, но требует исключительного внимания, а так — сиди, пей чай, поглядывай на осциллограф, а когда какой-нибудь из пяти бликов вздумает со шкалы осциллографа улизнуть — верни его компенсатором на место.

С Сашкой было хуже. Радиотехникой он не занимался, на все объяснения кивал кудрявой головой, его красивые голубые глаза становились такими умными, что Семен пару раз доверился — посадил за осциллограф. Но Сашка начинал хвататься за все переключатели сразу, портил запись и все больше терял доверие как будущий помощник. Рабочим вроде бы и не положено сидеть за аппаратурой, но в поле Семен устанавливал свои правила: сам себе и отдел кадров, и профсоюзный комитет. И не было еще сезона, чтобы у него кто-нибудь в палатке провалялся, место занимал.

Семен давно хотел попасть на речку Радугу. Название красивое, необычное для Камчатки... Здесь красоты своей хватает, может быть, поэтому народ на слова скуп.

В полевом журнале он коротко записал: «Точка расположена на левом берегу р. Радуги, в 580 метрах юго-восточнее триангуляционного пункта отметки 806,5 в 100 метрах севернее впадения в Радугу безымянного ручья и в 1350 метрах на юго-запад от отметки 1750 м».

Окатанный галечник влажно светился на отмелях. Как и положено речке с красивым названием, Радуга была чистой, холодной и рыбной. Борта речной долины поросли низким кедровым стланником и ольхачом, а узкие и глубокие тундровые ручьи изрезали ее замысловатой вязью. По берегам их вымахала высокая — в рост человека — трава. В таких местах всегда пахнет сырой землей, прелостью и теплой зеленью. И в густых зарослях проложены натоптанные тропы, там впечатаны в землю медвежьи следы, взрыта тропа когтями — даже цивилизованный человеческий нюх сразу же чувствует угрожающий запах зверя, даже замыленный городской суетой глаз мгновенно видит и клочья шерсти на кустах, и сломанную ветку, покачивающуюся в тишине... Хорошее это было место. Дикое. И рыба должна пойти со дня на день, и камешки цветные здесь должны быть.

Черт их знает, эти камни! Семен не раз начинал собирать коллекцию, таскался с рюкзаком по отвалам и старым карьерам, потом сам в камнерезке пилил визжащей алмазной пилой, шлифовал... Но стоило коллекции разрастись, набрать цену, а первому встречному-поперечному спросить с придыханием: «А сколько это может стоить?» — как он мрачнел на глазах, долго нянчил в руках кристаллы, что светились тихим и вечным светом, потом складывал все в рюкзак и волок куда-нибудь... В школу, в краеведческий музей, в подарок надежному человеку. Иногда он видел свои образцы на витринах музея с этикеткой, отстуканной на машинке: «Дар С. Жомова». «Есть три стадии взаимоотношения с камнем, — говорил Семен всем любопытным. — Или три стадии удовольствия. Удовольствие искать, удовольствие владеть и удовольствие дарить». Мысль эта была искренняя, но повторять ее приходилось так часто, что он делал это с заученными интонациями. Но, словно в искушение, камни продолжали сами идти к нему в руки. То вдруг придет посылка от полузабытого должника-обменщика с Урала, то друзья — дразнили они его, что ли? — принимались дарить на всевозможные праздники сувенирные образцы (с бумажкой ценника на обратной стороне). Такие Семен не любил: там минералы часто были подобраны в таких немыслимых комбинациях, каких в природе и быть не может. Но, забросив в очередной раз коллекцию, работу-то Семен бросить не мог, а работа такая — по земле ходить. И хочешь-не хочешь, а опытный глаз замечал в речной россыпи серый, бугристый булыжник, мимо которого все нормальные люди прошли бы, не вздохнув лишний раз, но Семен уже тянулся за ним, нес к палатке, и от удара обухом тот раскрывался фантастическим рисунком агата, на который можно смотреть часами.

Вот и сейчас — светится по берегам влажная россыпь... Семен знал, что стоит ему выйти на берег, покурить минут пять, собираясь с мыслями, как запоет, задрожит внутри тайная струнка, и он увидит в этот момент первый красивый камень, поднимет его, взвешивая на ладони, и привычно почувствует взаимосвязь между берегом, рекой, спрятанными в россыпи кристаллами, и пойдет по отмели, приговаривая: «Первый беру, второй вижу, третий примечаю, четвертый мерещится» — с детства такая присказка.

Он вздохнул, отвернулся от реки — надо работать. Взял буссоль, прикинул азимуты... Подошел Сашка, с любопытством начал присматриваться.

— Вон, видишь вершинку со снежником? Бери катушку, размотаешь провод. Идти будешь, держись точно на нее. Потом другой азимут дам. Электроды помнишь, как закапывать?

— Будь спок, начальник, — сдвинул на затылок накомарник Сашка и полез в высокую траву.

Так, с одним разобрались.

— Как место, Витя? — спросил он Витьку-Ноль-Девятого, и тот прекрасно понял, что имел в виду Семен.

— Не знаю. Не долина, а труба какая-то... Не проторчать бы нам здесь.

— Переживем, — вздохнул Семен и посмотрел на часы, потом позвал:

— Надя, сейчас время связи, пойдем учиться с рацией обращаться. А то вас «глобигеринам» учат, а как на связь выйти — нет. А здесь нет ни одной «глобигерины», зато с рацией надо работать каждый день, — добавил он ворчливо. Семен был до сих пор зол на палеонтологию.

Он включил рацию — отряды уже работали с базой. Надюха заглядывала через плечо, быстро черкала в полевой книжке частоты, позывные.

— Вот сейчас Андрюха Семенов работает, — пояснил Семен и засмеялся. — Брательник...