Журнал «Если» - «Если», 2011 № 02

В те времена о приключениях мы знали не понаслышке! Мы были родственными душами. Без оглядки я последовал за тобой в огонь при Вейлунге, где погибали летчики и пилоты, где дыхание смерти опалило наши мундиры и волосы. В агонии ты тащил меня к фонтанам того угасающего мира, где прекрасные духи плакали над нашими ранами, и мы лежали, окутанные в их одеяния, а вокруг нас бушевали сражения, но мы больше не были их участниками. Потом я наконец смог открыть глаза и не закричал от боли. А ты уже ждал меня у корабля, и ты повез меня мимо все тех несчастных миров. Затем прибыли те, кто остался от нашего полка. После этого и началась наша первая разлука.

И ты должен знать, что мой народ считал такую дружбу невозможной. Мой народ… На самом деле они сами назвали себя моим народом. А в реальности я полностью принадлежал им. Они говорили мне, что некоторые люди не должны встречаться и общаться, они должны держаться порознь, и дружба возможна только между равными по положению людьми. Поэтому мне приходилось довольствоваться сообщениями о твоих подвигах, о твоей освободительной миссии, проходившей между двумя морями, о том случае, когда ты вытащил тех доверчивых детишек из шахты в Дэбэл Шиан, и о твоем путешествии за облачную завесу в Чейлин.

Если бы ты только помнил нашу последующую встречу в Хеен Темплз! Как я хохотал над твоими шутками! Я раскраснелся, будто юная девица, и плясал от души, а ты пел, пока не охрип! Но потом ты испугался, что твое положение вроде бы не позволяет тебе так свободно, безоглядно, безумно веселиться. Мне все же удалось убедить тебя в том, что иногда безумство — это единственный разумный ответ жестокости, зверству, гибели всего сущего и долгим путешествиям домой, в одиночестве, в полной темноте.

Но все заканчивается. И даже я со своей отличной памятью и многочисленными воспоминаниями не могу вспомнить, когда же мы с тобой, мой друг, последний раз вместе смеялись. Всему приходит конец. Приходит отчужденность. Видимо, у сердца есть свои тайны, и ни одна из наук не может их объяснить. Нас с тобой разлучила империя, но я всегда о тебе думаю.

Джозеф, твой император».

Джейкоб, не теряя ни минуты, вернулся на свой корабль. Когда тот покинул атмосферу, причем из-за недостатка времени множество сообщений для обитателей планеты Джой не было вручено, в кабине звукозаписи все продолжался разговор командования с Джейкобом Вестманом.

— У нас еще есть вопросы по поводу смерти Андерса Нильса. Вы готовы на них отвечать?

— Задавайте любые вопросы. Вы можете повторить и те, которые задавали мне ранее, в нашем предыдущем разговоре о Нильсе. Все равно мне сейчас больше нечем заняться.

— Прежде чем продолжить, мы хотели бы поинтересоваться вашим пребыванием на планете 960G4-32.

— Я так и думал.

— То письмо императора Джозефа, которое вы прочли, это же откровенная ложь, выдумка, не так ли?

— Да, это была ложь.

— Вы составили это письмо из выдуманных историй, записанных в дневнике Андерса Нильса, о ваших с ним приключениях и путешествиях, которых на самом деле никогда не было.

— Да, дневник Андерса Нильса с его выдуманными приключениями и описаниями нашей выдуманной дружбы, которой никогда не существовало, явился главным источником информации. Но при составлении письма я добавил некоторые детали из жизни самого полковника Болдуина и несколько описаний моих собственных путешествий, которые я совершил за последние девять лет. По стилю напоминает произведение Ли По «Письмо изгнанника». Вы его читали?

— Это стихотворение есть в нашей информационной базе.

— Я знаю, что поступил нечестно.

— Значит, вы признаете, что письмо императора было не настоящим, это откровенная ложь?

Джейкоб не торопился с ответом. Он подумал и сказал:

— Нет, не ложь. Это то, что думал обо мне Андерс Нильс и как он ко мне относился, как он переживал одиночество. Это точное отображение его безудержной тоски и надежд. Еще я думаю, что такую же тоску испытывал полковник Болдуин, а возможно, и наш император тоже, хотя неизвестно, жив он еще или нет. В этом письме я отразил и свои чувства.

— Но события, изложенные в письме, события, которые предположительно происходили в жизни полковника Болдуина, — это же миф!

— События и воспоминания исчезли навеки из жизни Болдуина. Их отобрали у полковника. Если бы полковник в бою лишился ноги, то командование предоставило бы ему протез. События, которые я описал в письме императора, явились своего рода протезом тех воспоминаний, которые он утратил.

— Вы знаете, почему Андерс совершил самоубийство?

— Я не уверен. Но думаю, что истории, которые он сочинял, просто перестали ему помогать, поддерживать его. Он, наверное, страдал от чудовищного одиночества.

— При таких обстоятельствах он должен был поговорить с вами. Он мог бы попросить у нас помощи.

— Некоторые люди просто не могут просить или говорить о своих страданиях. Люди ведут себя так, как умеют.

— Почему же вы не догадались, что Андерс планировал самоубийство?

— Потому что мне не удалось выполнить то, чему меня так тщательно обучали. Я просто не смог услышать!

На этом разговор завершился. Джейкоб вернулся к своей работе.

Долгими ночами он сидел в одиночестве и ждал, когда получит замену Андерсу, и уже сомневался, пришлют ли напарника когда-нибудь вообще. Время от времени он слушал дневники Андерса. Иногда вел свой дневник.

Командование завершило свой отчет и отправило его в бескрайние космические просторы. Оно не знало, дойдет ли отчетная ведомость до точки назначения. Ему это было безразлично.

Перевела с английского Марина КОЗЛОВА

© Steve Rasnic Tem. A Letter from the Emperor. 2010. Печатается с разрешения автора.

Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's SF» в 2010 году.

Бывает дружба, которая оставляет след не только в жизни тех, кого связывает. Она влияет на целые направления в искусстве. И бывает дружба, которая продолжается, хотя самих друзей уже давно нет в живых.

Такой пример дает история дружбы Джона Толкина и Клайва Стейплза Льюиса. Профессор помог Льюису вновь обрести утраченную было веру. С другой стороны, без участия и поддержки Льюиса мир никогда бы не прочел «Властелина Колец».

Не столь известно другое: отношения писателей несколько охладели именно из-за различных взглядов на литературу. Вернее, на то, какой должна быть фэнтези, хотя ни тот, ни другой не использовали этот термин. Создавший цельный и замкнутый в себе мир Толкин не слишком жаловал эклектику Нарнии с ее переплетением христианских, античных и фольклорных образов.