Журнал «Если» - «Если», 2011 № 02

Создание новых миров в качестве копий или моделей первоначального образца (или даже Образца) лежит в основе «Янтарного цикла» Роджера Желязны, который высоко ценил творчество Фармера вообще и цикл о Многоярусном мире в частности. И некоторые параллели мироустройства вряд ли случайны. Впрочем, общие черты обоих сериалов в рамках нашего обзора — это удобный повод провести межевую черту между произведениями космологической фантастики и текстами, мироздание в которых основано на космогонических мифах. Если для первых важно знание строения вселенной и принципов ее формирования и эволюции, причинно-следственных связей между явлениями, то вторые удовлетворяются нарративом, историей сотворения мира, что характерно для произведений фэнтези. Вообще, можно заключить, что фэнтези и научная фантастика соотносятся между собой так же, как космогония и космология.

Особое место в ряду текстов космологической фантастики занимают произведения, в которых космология изображенная существенно отличается от космологии нашего мира. Конечно, создание таких миров, непротиворечивых и подчиняющихся не авторскому произволу, а физическим законам, пусть и отличным от тех, что действуют в нашей Вселенной, требует недюжинной научной подготовки и серьезной работы. Дополнительным препятствием является и действие так называемого антропного принципа в литературе.

Суть антропного принципа известный советский космолог Зелманов сформулировал следующим образом: «По-видимому, мы являемся свидетелями процессов определенных типов потому, что процессы других типов протекают без свидетелей». Иначе говоря, именно наблюдаемые свойства Вселенной сделали возможным существование наблюдателей. Применительно к фантастике формулировка антропного принципа звучала бы так: «Мы являемся читателями текстов, описывающих космологии определенного рода, потому что космологии иного рода описать невозможно». Действительно, задача описания абсолютно чуждой человеку вселенной художественными средствами не решается в принципе.

Однако попытки «модификации» знакомого нам мира все же предпринимались. Одна из первых — роман «Флатландия» (1884) Эдвина Эббота. Роман описывает плоский мир и его обитателей, которые (вероятно, в соответствии с антропным принципом для двухмерных существ) не в силах представить существование трехмерного пространства.

Действие трилогии Боба Шоу «Космонавты в лохмотьях» происходит в мире, где число пи равно трем. Айзек Азимов в романе «Сами боги» нарисовал картину энергетической эксплуатации параллельной вселенной, где действуют совершенно иные физические законы. А Вернор Виндж в дилогии «Пламя над бездной» и «Глубина в небе» описал анизотропную вселенную, в которой скорость распространения информации зависит от местонахождения и падает по мере приближения к центру. Хотя в этом можно увидеть и отражение традиционных, земных иерархий, на сей раз вплетенное в саму структуру пространства.

Кстати, последние экспериментальные данные установили анизотропность реликтового излучения и серьезно пошатнули устоявшиеся было представления об однородности Вселенной. Таким образом, альтернативность космологии зависит от современных научных представлений и может меняться по мере их развития.

В этой связи уместно вспомнить роман «Небо падает» Лестера дель Рея, переделанный из совместного с Фредериком Полом рассказа «Больше никаких звезд», описывающий мир, чья космология соответствует воззрениям Аристотеля.

Сильное впечатление производит замысел нового романа Грега Игана «Прямоугольный», в котором автор не ограничивается упоминанием альтернативных физических законов, но и переносит повествование в мир, где они действительны и непреложны. Например, во вселенной «Прямоугольного» скорость света является переменной величиной. Подробное, непротиворечивое и доказательное описание альтернативной космологии выложено на сайте писателя, что заставляет согласиться с мнением одного из зарубежных критиков о том, что «в книгах Игана больше науки, чем в некоторых статьях Physical Review».

Нередко в произведениях космологической фантастики звучат и религиозно-мистические нотки. Что неудивительно: трудно придерживаться материалистических взглядов во Вселенной, где доля привычной и данной нам в ощущениях материи не превышает пяти процентов. Филип Фармер, известный богоискательными мотивами своих произведений, в «Нерассуждающей маске» находит, что сама вселенная является телом юного бога. А Дэн Симмонс помещает в квантовое вещество вселенной «Связующую Бездну», объединяющую «сотни тысяч разумных рас за миллиарды лет» и стоящую у истоков всех религий.

Выделим и произведения, повествующие о конце света и гибели Вселенной. Например, рассказ о путешествии космического корабля к вселенскому финалу в «Тау-Ноль» Пола Андерсона и рассказ «Как мы ездили смотреть конец света» Роберта Силверберга; подготовка цивилизации к неизбежному концу Вселенной составляет содержание цикла «Эсхатон» Фредерика Пола.

Такие сюжеты при рассмотрении непременно, в силу культурного детерминизма, обнаруживают эсхатологические мотивы, восходящие к религиозным и мифологическим представлениям. Как, например, в известном рассказе Артура Кларка «Девять миллиардов имен» или в рассказе «Приход ночи» Айзека Азимова, где сама космология обрекает на гибель цивилизацию планеты с наступлением ночи, случающейся каждые 2049 лет.

Отрадно для радеющих о судьбах вселенных то, что мифы о конце света являются частью космогонических мифов и символизируют обновление мира, порядок, в котором на смену старому, обреченному миру из огня его гибели рождается новая вселенная. Некоторые космологические теории также предполагают, что Большой взрыв является лишь частью бесконечного цикла создания и разрушения. Таким образом, конец мира означает его новое начало.

ЦЕРКОВНОЕ ПРИВИДЕНИЕ:

Собрание готических рассказов.

Сост. Людмила Брилова

СПб.: Азбука, 2010. — 880 с.

Пep. с англ.

7000 экз.

Привидения в Старой и Новой Англии — что-то вроде элемента национальной культуры. Истории о призраках не выходят из моды. Представительная антология впечатляет объемом и охватом: сорок пять историй тридцати двух писателей XIX–XX веков. Более половины рассказов на русском публикуются впервые, в том числе «Сигнальщик».(1866) Чарлза Диккенса, «Духи в Грантли» (1878) Леонарда Кипа, «Пирушка с привидениями» (1891) Джерома К.Джерома и еще немало классических произведений подобного рода.