Михаил Ахманов - Первый после бога

Старец долго молчал, посматривал то на небо и яркий солнечный диск, то на одетые парусами мачты «Амелии», то на корабль Сармиенто. Лицо Уильяка Уму приняло непривычно жесткое выражение, пальцы скрючились, точно когти хищника. Усмехнувшись, он промолвил:

– Ты говорил мне, что должен отомстить испанцам за унижения Уайнакаури и помочь ему с той женщиной, так? Но ведь ты делаешь это не даром? Обещано нечто нужное тебе – я думаю, золото, ведь вы, белые люди, измеряете золотом всё, дружбу и любовь, смерть и жизнь и даже милость своего бога. Я прав, Шел-та?

– Прав и не прав, – хмурясь, ответил Шелтон. – Да, обещано золото, много золота, но оно для меня ничего не значит. Мне дороги благополучие семьи, жизнь и здоровье отца, счастье сестры и ее избранника. Если для этого нужно золото, я его добуду! И брошу тем, кто хочет сделать Шелтонов нищими! Швырну так, как швыряют корм собаке!

Старик что-то вымолвил на кечуа – звуки походили на грозный рык ягуара. Затем перевел:

– У маиса и золота один цвет, но маис насыщает, а золото лишь украшает… Похвально, что в твоем сердце нет алчности и твоя забота – благо родичей. Но мы, Шел-та, говорили о другом, о том, что Уайнакаури должен тебе заплатить. Но заплатит ли? Обещания – птицы, и улетают они так быстро, что лучник не успеет натянуть тетиву.

– Я постараюсь это учесть, – медленно произнес капитан. – Благодарю тебя, Уильяк Уму. Правду сказал мне вождь Кондор – к твоим советам стоит прислушаться. И еще сказал, что твой разум быстр, как прыжок ягуара.

– Боги видят, я давно уже не ягуар, – со вздохом молвил Уильяк Уму. – Всего лишь старая черепаха, которая помнит о ловушках, расставленных лживыми людьми и злыми духами.

– Говорили мне, что черепахи живут целое столетие, – отозвался Шелтон. – Надеюсь, и твой век будет долгим.

Прикоснувшись к плечу старика, он шагнул к трапу и поднялся на квартердек. Была вахта Мартина Кинга; второй помощник подавал команды рулевому, прислушиваясь к Батлеру, – тот пересказывал Хадсону и Кромби историю штурма и захвата Гуаякиля. Описание богатств, попавших в руки корсаров, заставило Кромби вздохнуть; он начал что-то подсчитывать на пальцах, потом заявил, что добыча, судя по всему, составила несколько миллионов песо, пять, или восемь, или даже десять, и значит, взявшие Гуаякиль, хоть была их целая тысяча, сказочно обогатились. Дерек Батлер возразил – по его мнению, если кто обогатился, так капитаны и ближние к ним, а прочая братия, сколько ни дай, все прогуляет, пропьет в кабаках и спустит на девок, так что толка от добычи никакого. Но Хадсон не согласился, напомнив, что содержатели подобных заведений платят налог, и потому частица испанских сокровищ перетечет, на всех законных основаниях, в казну его величества. И в губернаторские сундуки, добавил братец Руперт, а потом стал перечислять губернаторов, что правили Ямайкой последние лет двадцать: полковник Эдвард Дойли, барон Виндзор, сэр Чарльз Литтлтон, полковник Томас Линч, сэр Томас Модифорд, незабвенный сэр Генри Морган, лорд Воуган и граф Карлайл. Все они, как считал Руперт, были ворами и покровителями разбойников, а Морган разбойничал сам и с таким размахом, какой не снился ни Гронье, ни Дэвису. Даже книгу о нем написали, которую читает вся Европа! Тут он взглянул на Питера, в чьем сундучке хранился труд Эксквемелина, и капитан кивнул, подтвердив, что такая книга есть. Выслушав Кромби, хирург заметил, что в доброй старой Англии развелось разбойников не меньше, чем в Вест-Индских колониях – ведь как назвать парламент, казнивший короля? Что до воровства, то и оно процветает, чему он лично был свидетелем, когда учился в Кембридже. Повара при трапезной воровали сыр и мясо, оставляя студиозусов голодными, клерки воровали бумагу и чернила, а студенты-медики – трупы, прямо с кладбища. «Воровали и ели, вконец оголодав?» – с интересом спросил Батлер. «Воровали и резали, постигая науку», – ответил хирург. Иначе откуда ему знать, что у мистера Батлера печень справа под ребрами, а мозги в голове?.. Хотя в последнем он сильно сомневается.

Слушая их, капитан размышлял о сказанном Рокуэллом и старым Уильяком Уму. Два предупреждения за один день! Такое бывает нечасто… Знаки грядущего, если правильно их прочитать и понять… Шелтон-старший говорил в таких случаях: наточи тесак, нос держи по ветру, а порох – сухим… Не только сухим, но поближе к пушкам и мушкетам, а при них пусть будут верные люди. Пим, Айрленд, Белл, Уэллер, Брукс… Он разглядывал моряков на палубе брига, соображая, кого оставит стеречь корабль, а кого возьмет с собой. Но кто бы ни охранял «Амелию», им нужен командир, твердый, опытный и такой, которому они привыкли подчиняться. Это означало, что Дерек Батлер не пойдет в деревню Канива резать драгун, и не судьба ему щипать испанских энкомьендо. Он останется на бриге, сядет у заряженных орудий и каждый божий день, месяц или два, будет разглядывать в трубу сушу и море, чтобы враг не подобрался незамеченным. Неважно, испанские солдаты или банда Френка Таунли…

«Дерек останется на судне, и с ним – полная вахта, двадцать парней, – подумал капитан. – Что поделаешь, останется! Но как сказать ему об этом?.. Господи, надоумь! А лучше пошли ему знамение – ангела, херувима или, на худой конец, русалку…»

Он представил, как из вод морских выплывает, прямиком к Батлеру, хвостатая грудастая красотка, и усмехнулся.

Не приплыла русалка из моря и других знамений Бог не послал, но вмешательства вышней силы не понадобилось. Дерек Батлер лишь молча кивнул, узнав, что придется ему стеречь корабль, а не шарить по испанским сундукам. Наверняка он это предвидел, составляя свой расклад грядущей экспедиции, и было ему ясно, что главное сокровище – «Амелия». Не просто корабль, не просто обитель для семи десятков мореходов, не склад для не найденных пока сокровищ, а нечто большее – залог возвращения домой. Они должны вернуться. Богатыми или нищими, с полным или пустым трюмом, с добычей или без нее… Должны вернуться!

Дон Сармиенто обещал, что найдется для брига хорошее укрытие. И правда, из ровного, словно обрезанного ножом берега выпятился полуостров, напоминавший стиснутый кулак. По обе его стороны были небольшие бухты, и Шелтон выбрал северную – она казалась попросторнее, около мили в ширину. Полуостров был скалистым, и кроме колючих кустов, вцепившихся корнями в камень, здесь не росло ничего. Выступающий в море мыс с высокими утесами прикрывал корабль, а в глубине бухты, ближе к материку нашлась удобная стоянка. Берег, насколько видел глаз, казался таким же каменистым, унылым и безлюдным. По словам Сармиенто, эта пустыня, лежавшая к югу от Писко и речной долины, тянулась чуть ли не на сотню миль, и с востока над ней нависали неприступные горы. Неприступные для тех, кто не знает о мостах и дорогах, проложенных инками, о тайных тропах и перевалах, о местах, удобных для лагеря, и источниках воды. Но если знать об этом и двигаться прямо на восток, то через пятнадцать дней окажешься у стен Мачу-Пикчу, а затем, пройдя мостами над ущельями, у реки Урубамбы.