Стивен Бакстер - Свет иных дней

А еще на глаза Бобби попалось стадо существ, похожих на страусов. Эти ходили прямо, кивали головами и бросали по сторонам нервные, подозрительные взгляды.

Посреди деревьев Бобби заметил большую тень. Она передвигалась медленно, будто охотилась за гигантскими травоядными. Возможно, это был хищник.

«Может быть, даже раптор», – подумал Бобби с волнением.

Повсюду вокруг стад динозавров в воздухе висели тучи насекомых.

– Нам повезло, – заметил Давид. – Перед нами – относительно неплохой вид на дикую природу. Век динозавров принес массу разочарований хронотуристам. Как и Африка, эти времена оказались слишком необъятными, унылыми, пыльными и большей частью пустыми. В конце концов, они тянулись несколько сотен миллионов лет.

– Но, – сухо проговорил Бобби, – одним из самых больших разочарований было узнать о том, что тираннозавр был всего-навсего падалыциком… Вся эта красота, Давид, – но нет разума, чтобы оценить ее. Неужели все это время мир ожидал нас?

– Да-да, невиданная красота. «Неужели прекрасные извитые и конические раковины эпохи эоцена и изящные аммониты вторичного периода были сотворены только для того, чтобы по прошествии многих столетий человек восторгался ими, сидя у себя в кабинете?» Дарвин, «Происхождение видов».

– Значит, он тоже не знал.

– Думаю, нет. Это такая страшная старина, Бобби. Ты же видишь: древнейшее сообщество, которое эволюционировало совместно на протяжении сотен миллионов лет. И все-таки…

– И все-таки все исчезло, когда Полынь мелового периода сделала свое черное дело.

– Земля – это гигантское кладбище, Бобби. И чем глубже мы уходим в прошлое, тем больше костей вылезает из-под земли…

– Не совсем так. Есть птицы.

– Да, птицы. Довольно красивый конец этого отдельного отрезка эволюции, правда? Будем надеяться, что и с нами все окажется так же хорошо. Продолжим.

– Не возражаю.

И они снова двинулись в глубь веков и, благополучно преодолев мезозойское лето динозавров, оказались на рубеже двух сотен миллионов лет.

Древние джунгли проносились бессмысленной зеленой волной на дальнем плане, обрамляя испуганные глупые глаза миллионов поколений пращуров – плодящихся, надеющихся, умирающих.

Зелень внезапно пропала, сменилась пыльной равниной и пустым небом над ней.

Обнаженная земля представляла собой плоскую пустыню, жестоко выжженную солнцем. Насколько хватало глаз, тянулись и тянулись километры усыпанной красноватым песком почвы. Даже горы опустились и растаяли в это стародавнее время.

Здешний предок представлял собой маленькое существо, похожее на рептилию. Оно деловито поедало что-то вроде остатков тушки крысенка. Самка находилась на опушке зарослей приземистых папоротников и хвойных растений, стоявших на берегу текущей зигзагами реки.

Мимо протопало животное наподобие игуаны, сверкнуло рядами острых зубов.

«Наверное, мамаша всех динозавров», – подумал Бобби.

А за деревьями Бобби разглядел кого-то вроде бородавочников, копающихся в грязи ближе к мутной реке.

Давид пробормотал:

– Листозавры. Счастливейшие существа на свете. Единственные из крупных животных, кому удалось пережить вымирание.

Бобби смутился.

– Ты имеешь в виду комету, вызвавшую гибель динозавров?

– Нет, – мрачно отозвался Давид. – Я про другую. Мы с ней скоро встретимся – на глубине в двести пятьдесят миллионов лет.

Она была самой страшной…

Вот почему панорама в виде роскошных джунглей исчезла. Земля снова лишалась всего живого. Бобби охватило необычайное чувство страха.

Они снова начали спуск во времени.

Наконец последние чахлые деревца сжались и превратились в семена, из которых когда-то выросли. Остатки зеленой поросли – жалкая трава и кустарники засохли и погибли. Обугленная земля – местность, загроможденная обгоревшими пнями, упавшими ветками, усыпанная грудами костей, – начала преобразовываться. Скалы, все отчетливее проступавшие на фоне отступающего отлива жизни, стали темно-красными.

– Похоже на Марс.

– Потому и похоже, – угрюмо проговорил Давид. – На Марсе нет жизни, о какой можно было бы говорить. А в отсутствие жизни осадочные породы приобрели ржавый цвет: медленное выгорание, последствия эрозии и выветривания, убийственной жары и мертвенного холода. И Земля во время этого самого грандиозного из периодов гибели была такой же: безжизненные камни разрушались от эрозии.

И все это время цепочка маленьких предков человека цеплялась за жизнь, прячась в глинистых норках по берегам внутренних морей, от которых посреди смертельной марсианской пыли остались жалкие лужицы.

Давид рассказывал о том, что Земля в эту эпоху была совсем иной. Тектонические сдвиги сбили все материки в единый гигантский континент – самую большую массу суши за всю историю планеты. Территории тропиков занимали необъятные пустыни, вершины гор были покрыты ледниками. Ближе к центру континента климат резко колебался от убийственной жары до мертвящего мороза.

И этот и без того хрупкий мир страдал еще от одной напасти: большой избыток углекислого газа добавлял к жуткому климату парниковый эффект.

– Особенно страдала животная жизнь. Она почти опустилась до уровня обитания в лужах. Для нас, можно считать, все кончено, Бобби. Избыток углекислоты отступает туда, откуда он взялся: в глубокие расселины на дне морей, в грандиозные выбросы из вулканических пород. Именно оттуда газы вышли на поверхность Земли и стали ее отравлять. И скоро этот чудовищный материк распадется на части. Но только не забывай: уцелела. На самом деле выжили наши предки. Думай об этом. Если бы не так, нас с тобой тут не было бы.

Разглядывая мелькающую перед глазами смесь рептилий и грызунов, Давид постарался утешить себя этой мыслью, но получилось у него не слишком хорошо.

Они миновали рубеж вымирания и ушли в еще более далекое прошлое.

Оживающая Земля выглядела совсем иначе. Не осталось и следа гор. Давние предки человека цеплялись за жизнь по берегам громадных внутренних морей, на протяжении веков то разливавшихся, то почти пересыхавших. Медленно, через миллионы лет, когда удушливые газы убрались под поверхность, на планету вернулся зеленый покров.

Предок людей предстал в виде медлительного, ходящего вперевалку животного, покрытого короткой тусклой шерстью. Но по мере того, как мимо проносились поколения, нижняя челюсть самки удлинялась, черепная коробка словно бы таяла, и наконец она словно бы потеряла зубы и ее морда стала больше походить на клюв. Потом и шерсть пропала, нос вытянулся вперед. На взгляд Бобби, это существо почти ничем не отличалось от ящерицы.

Он понимал на самом деле, что приближается к таким глубинам прошлого, где огромные семейства животных – черепахи, млекопитающие, ящерицы, крокодилы и птицы – сливаются в одну прагруппу. Группу рептилий.