Многократор - Художник Её Высочества

Телевизионщики отслеживали события. Духовно-административный центр, Свято-Данилов монастырь, длинный стол под парчой, Патриарх всея Руси, члены Священного Синода, римский Папа, кардиналы курии, нунций, статс-секретарь, охватываемые бурлящим рифом прессы, вопросы-ответы, разъяснения, заявления, бегущая строка с номерами контактных телефонов. Степан поставил на автоматический набор и выщелкал один из указанных номеров. Конечно, занято, но время есть. Папа в самом деле далеко не стар. Он восхитительно доброжелателен, ничуть не барствует, что позволено в его звании, где-то даже порывист, много смеется, в отличие от Патриарха всея Руси, позволяющего себе только ортодоксальный полусмешок в бороду. За спинами духовенства мечутся служки, обслуживают минеральной водой, исполняют поручения, подносят листки вопросов из соседнего помещения, где монашки работают за секретарей-телефонисток.

Автоматика сработала. Пробился. Представился председателем ПО МГУ, крупнейшего из подобных молодежных объединений. Если не первое учебное заведение России, то кто должен являть собой центр пропаганды веры? Председатель ставит вопрос: Его Святейшество не хочет с ними встретиться, потому что боится? Но нежелание обсуждать разногласия наносит непоправимый вред единству христианства. В любом случае, тысячи мест зала Студенческого клуба заняты, они смотрят прямой репортаж на экране и готовы принять высоких гостей немедленно, позже, когда угодно.

Увидел и понял. Принесли очередные листки, помощник прочитал, сортируя на две неравные кучки, маленькую придвинул Папе. Пока говорил нунций, Папа просмотрел листки. На одном задержался, всплеснул бровями и пошептался с помощником, усмешливо высверкивая чёрносмородиновыми глазами. Скоро раздался звонок. Не то чтобы всё происходило само собой, но ведь практикующее всемогущество!

То, что соответствующие службы бросились в эту сторону с божественной скоростью, художнику очевидно. Но и он приготовился к приему гостей задолго. Что ему теперь стоит разделить себя на семь тысяч семьсот семьдясят семь частей? Пара пустяков! Этого туда, этого сюда, этого по морде лайковой перчаткой, чтобы не раззявил. И когда налетел рой отечественных и ватиканских специалистов, встретил их во всеоружии. Требовались три вещи: первое — через временное руководство университета (на этот раз стал ректором сам) отвечать за контакт на высшем уровне, второе — показать ещё раз зал Студенческого клуба, не скрывая самой мелкой вентиляционной дырки в стене, третье — засадить зал оживленно беседующими фантомами «Общества». Деловитые сверхчеловеки живо организовали так, что маршрут от бронированного лимузина через лифтовую шахту до кресла на сцене превратился в стерильный туннель, по которому можно пронести чашечку с агар-агаром без риска занести в среду хоть один вредоносный микроб. Существуют классические формулы безопасности — взять объект в надежное кольцо, по возможности стараясь разъединить драгоценное тело с опасной материей и прикрыть объект от поражения с возвышающихся рядом зданий. Для последнего, конечно, требуются огромные силы. Но ввиду того, что возвышающимся зданием на Воробьевых горах является сам университет, а объект непосредственно проходит внутрь, второе правило не работало. Поэтому, не особо задерживая, органы дали зеленый свет. Ждать пришлось в течение двух часов. А в это время несколько отрихтовать ситуацию в части естественного проявления любопытства стороны принимающей. Принимающей, но не догадывающейся, что она кого-то принимает. То есть размечтать вахтеров и намутить в головах прочих заблудившихся персонажей.

Когда колонна автомобилей остановилась и на короткое время вскипело у дверей, Степан посчитал, что самое время. Он разрушил формулы безопасности — не запечатлеть: как только Папа шагнул в зев двери, взял и перевернул университет вверх ногами. И тут же вернул обратно. Нет, в видимой части никто ничего не заметил, вот только вместо римского Папы дальше пошел его фантом, а сам Папа, взлетев на две сотни метров ввысь, вступил в круглую залу, своего рода предбанник зала Студенческого клуба, где Его Святейшеству самое время на минуту-другую остановиться и привести мысли в стройное состояние. В предбаннике — станок, палитры, холсты. Типичная мастерская художника. Правда, почему-то совмещенная с оранжереей.

Папа — полиглот. «Великий и могучий» входил в число его девяти языков.

— Присаживайтесь, пожалуйста. Я — председатель «Общества православной молодежи», Степан Андр… блин! Андрей Степанович Безбумажный.

— Мир тебе, сын мой, — осеняя председателя крестным знамением.

Степан склонился к поданной руке, поцеловал.

— Объявлено, что встреча начнется через полчаса. Позвольте себе чашечку кофе.

Папа всё оглядывался и никак не мог уразуметь, куда сгинула его свита. Будто собачий хвост купировали. Степан поставил турку на огонь, приготовил фарфор, чашку с щербинкой себе, целую дорогому гостю, всё-таки Папа заглянул на огонёк, как-никак!

Попили кофе, посматривая друг на друга и одновременно поставили фарфоровые пары на стол, звякнувшими фарфоровыми колокольчиками, извещающими о начале ауиденции.

— Ваше Святейшество! Мне давно хочется разобраться с одним постулатом. A posteriori{ (лат.) смысл перевода: на основании уже имеющихся данных, на основании опыта }, бог есть?

Действительно, кого спрашивать, если не Папу римского, непогрешимость которого признается верующими без всяких оговорок?

— Вы сказали — постулат. Но, сын мой, вопрос не в том, чтобы постулировать данность. Вы же не станете называть постулатом продвижение солнца по небосводу. Нет необходимости связывать жесткими формулировками проявления сущего. Наш Бог, Иисус Христос, хоть и был богочеловеком, но никак не аксиомой просвещенному уму. Его истязали, над ним насмехались, Господа нашего убили, и никто тогда не говорил, что Его жизнь в пределах отправных исходных положений принимается без доказательств. Просто верили, как вверяется дитё матери.

— Но согласитесь, божественное не может не иметь физического выражения. Что за партизанщина такая?

— Может ли физически проявиться вакуум? В каких еденицах он проявляется? Сын мой, предмет нашего разговора вне веры верующего человека.

Веруешь — верь. Брожение ума угодно безбожнику. Шатание — скорбно.

С какого бы бока ни подкрадываться, для человека, облеченного доверием более одного миллиарда людей, вопрос веры решен окончательно. Ни при каких обстоятельствах он не поставит вопрос в плоскость физического разрешения явления. Папа не способен смотреть на веру раздевающим взглядом физика. Значит, следует применить провокационные методы. Прием скорее святой инквизиции, чем физика.