Василий Щепетнёв - Лето сухих гроз

Я ослабил петлю и освободил шею.

Тело было еще теплым, но это уже было именно тело, а не Константин.

— Доктор, можно что-нибудь сделать? — без надежды спросил следователь.

Я покачал головой.

— Он мертв не менее получаса. Скажем так: от двадцати минут до получаса.

— Самоубийство?

— Борозда удавления показывает, что он был жив, когда затягивалась петля. Но… — я колебался.

— Что, Ватсон? — глаза Холмса блестели, старая ищейка чуяла след.

Я потрогал голову Константина.

— Определенно, имел место ушиб. Он ударился, или его ударили, довольно основательно. Череп не проломили, но оглушить могли.

— Ага, ага… — следователь отчаянно тер подбородок, — ага… — он прошелся по комнате и остановился у стола. — Ну конечно. Это все решает. Вот оно, признание студента.

— Признание? — полковник Гаусгоффер оправился от неожиданности.

Мы подошли к следователю. На письменном столе стояли рядышком два «ремингтона». Один — с обычным шрифтом, другой, похоже, с кириллицей. Рядом с пишущими машинками лежали листы бумаги.

«Мистер Холмс, — напечатано было на одном, — я совершил непоправимое. Узнав о связи принца Александра и Лизы, я убил обоих. Сейчас, когда гнев оставил меня, я понял безумие поступка. Жить с этим невозможно. Прощайте».

— Какой ужас! — полковник, военный человек, был потрясен.

— Все указывало на это, — следователь обращался прежде всего к Холмсу. — Молодой человек, студент, возвращается после длительной отлучки и узнает, что девушка ему неверна — так это или нет — неважно. В припадке гнева он убивает ее, выбрасывает из окна башни — дело происходит ночью во время опытов принца. Затем безумный ревнивец опускается в нижнюю лабораторию, и та же участь постигает принца Александра. В борьбе с ним убийца получает удар по голове. Потайным ходом он выносит тело и топит в реке, украв для этого лодку. Состояние аффекта проходит, утром он видит убитую им девушку, страх и раскаяние охватывают его, и студент вешается. Вы согласны с такой версией, мистер Холмс?

— Звучит убедительно, — смиренно согласился Холмс.

Следователь полистал другие бумаги на столе.

— Литературные опусы. О! Мистер Холмс, доктор Ватсон, он писал о вас, — с этими словами следователь поднял один из листков. Что-то скатилось с него и со стуком упало на паркет.

— Недурно, — следователь поднял предмет. — Такой бриллиант у студента? Скорее, это… — он замолк, но сдержаться не смог, — скорее, это подарок принца девушке. Залог, знаете ли, чувств. Надо будет спросить Петра Александровича, не знаком ли ему сей перстень.

Мы с Холмсом переглянулись. Пропажа драгоценностей!

— Мне предстоит тяжелая обязанность — уведомить о случившемся семью принца. Мистер Холмс, вы не составите мне компанию?

— Заслуга в столь быстром и энергичном расследовании целиком принадлежит вам, — поклонился Холмс. — Я лучше воздержусь.

— Я пойду с вами, — вызвался полковник.

Из окна мы видели, как они шли к замку.

— Быстро, Ватсон, быстро! Зарядите в машинку чистый лист!

— Зачем, Холмс?

— Быстрее!

Я повиновался.

— Печатайте, — он продиктовал текст, несколько строк. — А теперь дайте сюда! — он сложил лист вчетверо и спрятал в карман. — Вернемся к себе.

В недоумении я шел за Холмсом.

— Задайте себе вопрос, Ватсон, почему письмо написано не от руки, а на «ремингтоне», по-английски, а не на родном Константину языке?

— Потому, что адресовано вам.

— Именно, Ватсон, именно! Адресовано мне! Вы уловили суть!

Трапезничали мы в «Уютном» — произошедшие события отменили общий обед. Холмс, не переставая, курил, а я отдыхал в удобном кресле, положив ноги на скамеечку.

Следователь заскочил поделиться новостями. Покрасоваться.

— Видите, мистер Холмс, и мы в наших палестинах не лаптем щи хлебаем. Кое-что умеем. Но какой удар семье! Полковник Гаусгоффер готовится уезжать. Семье требуется покой.

— Он уезжает? Когда?

— Прямо сейчас. Уже переносят в коляску багаж.

Холмс достал из кармана лист бумаги.

— Это я нашел под дверью своей комнаты. Послание Константина.

Следователь развернул лист и начал читать вслух:

«Мистер Холмс! Пытаясь отвести от себя подозрения и запутать следствие, я спрятал драгоценности среди вещей полковника Гаусгоффера. Сейчас, когда я решил, что не стоит жить после содеянного, мне бы не хотелось бросать тень на честного человека.

Он перечитал второй раз, молча, затем обратился к Холмсу:

— И вы только сейчас показываете мне это письмо?

— Я поднялся в свою комнату буквально десять минут назад. Нашел письмо. Решил подумать.

— Нужно спешить, — следователь решил не сердиться. Англичане — что с них возьмешь!

Опять мы шли к «свитским номерам». У порога кучер хлопотал у экипажа.

В дверях с чемоданом показался слуга. Следователь что-то ему сказал, и тот остановился, поставил чемодан на крыльцо.

— Вы ко мне? — окликнул сверху полковник.

— На минуту.

Мы поднялись.

— Открылись новые обстоятельства, — следователь подал полковнику письмо. — Прочтите.

Полковник, сдерживая нетерпение спешащего человека, начал читать, держа лист в вытянутой — дальнозоркость! — руке.

— Чушь! В моих вещах ничего нет!

— Видите ли, полковник. — мягко, сочувственно проговорил Холмс, камушки настолько маленькие, что их легко не заметить.

— Но я все уложил лично и очень тщательно.

— Тем не менее, бедняга сознался, что подбросил драгоценности вам. Зачем ему лгать перед смертью?

— Неслыханно!

— Совершенно с вами согласен, — следователь осмотрел комнату. — Один чемодан внизу, и два здесь. Это все?

— Все.

— Придется осмотреть.

— Позвольте несессер, — Холмс снял несессер со стола, раскрыл его, начал выкладывать флакончики и коробочки. Одну, квадратную, серебряную, он предпочел другим.

— Что в ней?

— Порошок для чистки зубов. Осторожно, не рассыпьте, он очень маркий.

— Постараюсь, — Холмс поднял крышечку. — В самом деле, маркий, — он запустил в порошок пальцы и через мгновение извлек нечто вроде карамельки. — Вот один! — он обтер карамельку платком, и мы увидели, что это красный прозрачный камень. Рубин.

— А вот и второй!

— Замечательно, — следователь даже прищелкнул языком. — Как вы догадались, что именно сюда студент спрятал драгоценности?

— Психология преступника. Будь у меня талант доктора Ватсона, я бы написал совершенно новый учебник криминалистики.

— А, дедуктивный метод!

— Не только. Побудительные мотивы преступника, страх разоблачения, чувство загнанности, или наоборот, неуязвимости… Видите, полковник, мы вас задержали ненадолго, — Холмс вернул ему несессер.

— Благодарю. — поклонился Холмсу полковник, поклонился строго и чопорно. — Я едва не увез краденую вещь. Теперь я ваш должник.