Андрей Корбут - Гражданская война

-- ...Да, пистолет, обычно он лежал в ящике стола, в кабинете...

-- Мэм, вы ничего необычного не заметили? Может быть, за завтраком? Или в последние дни?

-- Наш хозяин всегда словно лед, он вида-то никогда не подаст, хоть все плохо, хоть все хорошо. Вот с дочкой они последнее время не ладили, это точно.

-- У них были ссоры?

-- Нет, но я видела: отношения у них испорчены.

-- Вы можете объяснить .в чем это проявлялось?

-- Да нет же, испорчены были и все тут...

Андрэ Пани еще долго терзал горничную, затем Клода, затем Филиппа Конс -- второго охранника, и его ответы Циклопу я не могу не передать...

-- Скажите, Конс, кто-нибудь сегодня приезжал на виллу?

-- Этот месье, утром (естественно, речь шла обо мне).

-- Кто-нибудь еще?

-- Нет... Впрочем, после него приехала мадемуазель Элен, ее все утро не было дома.

-- Вы все время находились в дежурке?

-- Я, да...

-- А Клод?

-- Да его-то и не было с час... но он наверняка был у Марии, он, бывает, заходит к ней.

-- В котором часу?

-- С трех до четырех...

-- Элен Скотт уехала в это время?

-- Да.

-- Вам ничего не показалось странным?

-- Пожалуй, мсье... мадемуазель едва не снесла ворота, притормозив от них в каких-то сантиметрах...

-- Она ничего не сказала?

-- Мсье, у хозяев нет привычки докладывать нам.

-- Конс, скажите, а можно ли проникнуть в парк, на виллу, минуя вас?

-- Хм... если я скажу "да" -- меня надо уволить... Не думаю, мсье... здесь столько аппаратуры за каждым деревом, а вдоль забора -- собаки на привязи, любого разорвут...

В этот момент их беседа прервалась -- приехала полиция...

Меня и Рейна Пани довел до ворот, сам он пока не собирался покидать виллу. Я шел и думал об Элен. Где она? Что с ней? Думал о ней и Пани.

-- Мсье де Санс, кстати, как складывались отношения отца и дочери, у них не имелось причин для вражды?

-- Послушайте, вы!!! -- возмутился я собственной догадке, -- к чему вы клоните?

-- Во всяком случае, этого нельзя исключить... -- мягко сказал Пани.

-- Бред, -- отказывался верить я.

-- Будем надеяться, что скоро все проясниться...

Я подвез Рейна до города. Расстались мы очень сухо. Только в те минуты я понял, насколько он мне неприятен, и, вероятно, Рейн это почувствовал.

Слишком многое вместил в себя тот день... Смерть Томашевского, загнанного в угол собственным гением... Смерть охотников, ставших дичью, и тех, кто вытянул несчастливый жребий, оказавшись утром в больнице Ретуни... Смерть Скотта, до конца мной никогда не понятая, и что если справедливая... но, увидев его мертвым, я не мог избавиться от щемящей сердце тоски... Когда-то я называл его своим другом и теперь его не стало, совсем...

Вокруг сеяли смерть. Но это была лишь прелюдия к кошмару, который ждал всех нас впереди...

Уик-энду, пронесшемуся черной тучей, не суждено было уйти мерной поступью. Ровно в полночь новости одной из государственных телекомпаний вышли с сенсационным материалом: некто, пожелавший остаться неизвестным, передал журналистам документы частного расследования по террористической организации "Адам и Ева". В течение десяти минут телеведущая смаковала будоражащие воображение подробности гибели десятков мутантов. О Ретуни еще не знали...

30.

Спустя два дня хоронили Скотта. Было около полудня, по-летнему ясно и солнечно, по-осеннему ветрено и нежарко. Всего несколько человек провожали Вильяма в последний путь: двое его коллег -- врачи клиники Рикардо, знакомая вам Мария Кантера, я, Филидор, Андрэ Пани и священник. Все были одеты в траур, хранили скорбное молчание, никто не плакал... Священник произнес надгробную речь...

Когда гроб опускали в могилу, к богатому фамильному склепу приблизилась пышная похоронная процессия;.. им всем еще предстояло пройти горестный ритуал от начала до конца, нам же оставалось только положить цветы. Мир праху всех умерших...

Скотт вскоре остался один. Я и Андрэ Пани чуть отстали от ушедшего вперед Филидора; мы шли неширокой, открытой для света аллеей, справа, слева от нас оставались кресты, склепы, надгробные плиты, маленькие часовенки... царство покоя...

-- Есть что-нибудь новое? -- спросил я у Пани.

-- Немногое... В него стреляли трижды, возможно, из его же пистолета, он до сих пор не найден, потом перетащили из кабинета в спальню. Он был, вероятно, еще жив, но одно из ранений оказалось смертельным, он не мог долго протянуть... Отпечатки пальцев -- только Элен и служанки.

-- Значит, Элен? Ерунда!

-- А если она каким-то образом узнала о старых прегрешениях отца? В конечном итоге немалая часть его состояния нажита преступными деяниями...

-- Андрэ, она любила своего отца...

-- Поссорилась, вспылила, выстрелила, когда опомнилась -- перенесла отца в спальню, но было поздно, испугалась и сбежала.... так или иначе, а это одна из версий, разрабатываемых полиций...

-- Это невозможно... Я хочу сказать, что она не могла стрелять в него.

-- Надеюсь, полиция ошибается.

Мы слышали стенания женщин, ветер донес дым кадила... Почувствовав чей-то взгляд, я обернулся... Прячась среди окруживших гроб людей, на меня смотрела Элен. Я мгновенно отвернул голову... Мне необходимо было встретиться с ней...

-- Я, пожалуй, пройдусь среди могил... хочется побыть одному, -- сказал я как можно более естественным тоном, затем окликнул Велье:

-- Филидор! Не жди меня, встретимся вечером... Прощайте и Вы, Андрэ.

Все же Андрэ Пани, как мне тогда показалось, что-то заподозрил. Он метнул быстрый взгляд в сторону склепа, где кто-то из друзей или родственников почившего протяжно и громко говорил проникновенные слова, затем внимательно посмотрел мне в глаза, однако простился очень просто, молвив:

-- Я все понимаю...

Я дождался, пока Филидор и Пани скроются из виду, подошел к группе людей в черном, осторожно пробрался к Элен и встал у нее за спиной.

-- Элен, -- зашептал я ей на ухо, -- нам надо поговорить.

Мы отошли недалеко, но на достаточное расстояние, без опасений быть кем-то услышанным. Глаза Элен застилали слезы, она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

-- Это ужасно, Морис, ужасно.

-- Девочка моя... дело гораздо серьезнее, чем ты, может быть, думаешь: полиция подозревает в убийстве тебя.

-- Как ты сказал?

-- Полиция...

-- Нет, нет, я не о том... ты сказал: "Девочка моя"... Ты ведь любишь меня, несмотря на ни что, правда?

Бог мой! Я готов был поклясться всеми святыми, что это правда. Я готов был подхватить ее на руки и целовать, целовать, целовать... Только сознание того, что кладбище не совсем подходящее для этого место, сдерживало меня, и я произнес коротко:

-- Я люблю тебя.

-- Милый, -- прильнула ко мне Элен, и меня захлестнули ранее неведомые чувства.

Мы стояли так несколько минут, обнявшись, не говоря ни слова.

-- Элен, нам лучше уйти, тебя повсюду разыскивают, и, может статься, здесь будут искать в первую очередь. Где ты сейчас живешь? -- наконец сказал я.