Венедикт Ли - Гроза над Миром

На помост ведут не ступени, а пологий настил. Главное – не споткнуться. Впереди раскачивается на ветру петля – последний твой любовник. Его объятие будет крепко. Ты ступаешь на плоскую крышку люка, которая вскоре провалится под твоими ногами и тут Бренда трогает тебя за плечо:

– Раздеться.

Недоуменно оглядываешься. И Джено здесь. Лица обоих палачей уже скрыты масками. Фигурные глазные прорези в желтой маске Джено придают ей сардоническое выражение. Насмешник. Он никогда тебе не нравился, тем более сейчас, но деться некуда. Ты позабыла старый обычай Острова: женщина, осужденная за тяжкое преступление, должна перед казнью подвергнуться публичному осмеянию. Так обтекаемо именуют здесь ритуальное изнасилование.

Бренда, грубо стаскивает с тебя рубаху, буквально вытряхивает из штанов, противиться глупо и бесполезно. И смешно. В народе поднимается веселье: эта голая девка совсем не похожа на героиню, о которой прожужжали всем уши. Она испуганно озирается, зыркает темными глазами, ежится от прохлады. Сейчас насмешник ей вставит…

Необычайно сильная рука Джено обхватывает твою талию, другая упирается в затылок, и ты сгибаешься вперед, а Бренда легкими пинками заставляет шире раздвинуть ноги. Джено громко сопит, а предмет его гордости начинает свой настойчивый поиск. Ты держишься за Бренду, от ее упругой груди исходит почти материнское тепло . «Бренда… Враг мой, друг мой, Бренда!»

Совокупление двоих даже искренне любящих, для стороннего наблюдателя всегда выглядит комично. А здесь ты, не таящая отвращения, и голодный, дорвавшийся до твоей скользкой дырочки Джено. Он рычит и дергает низом живота, изливаясь в тебя, одним своим непотребным видом уничтожив в глазах людей твой так тщательно выстроенный образ. Вездесущие мальчишки, пролезшие в первый ряд зрителей, с хохотом копируют каждое движение насмешника. А ему мало одного раза и он, без передышки начинает новое наступление, более долгое, почти безнадежное, он громко стонет, но все же одерживает победу, вконец обессиленный.

Когда все кончается, ты повисаешь на Бренде, ноги не держат, ты шепчешь одними губами:

– Бренда…

– Закрой вякалку. Сейчас все сделаю. Становись.

Она берет тебя под локоть и поворачивает кругом, показывая толпе. Заводит тебе руки за спину и сковывает наручниками, ты делаешь невольное движение, не в силах скрыть вновь оживший испуг.

– Да тише ты, не мешай… – руки Бренды с короткими толстыми пальцами деловито надевают на твою шею скользкую от воска петлю, поправляют, чтобы плотнее охватила горло, и узел не зажимал прядей волос на затылке. Согретое сладким ужасом сердце отзывается частым стуком. Тысячи и тысячи глаз глядят на тебя, родители держат маленьких детей на плечах, чтобы хорошо видели.

«Я заблуждалась, люди! Полагала себя лучше и чище вас. Не догадывалась, какая высокая трагедия – вся ваша жизнь…»

Бренда подтягивает веревку, выбирая слабину, вынуждает тебя приподняться на носки... Не думай ни о чем. День грозит дождем, влажная зелень деревьев, ветер строит в небе облачные бастионы. Краем зрения: пролетела птица. Все забрать с собой… Множество лиц вокруг, где-то рядом Пини. Умереть на ее глазах, искупить вину. Внизу живота зреет влажное тепло. Разве так должно быть? Разве ожидание смерти сродни любовному томлению? Ты пробуешь обернуться и слышишь стук упавшей крышки люка.

Ноги освобождаются от тяжести тела, и тотчас веревка ужасно вдавливается под подбородком – гораздо сильнее, чем ты могла себе вообразить. Голову с непреодолимой силой тянет кверху и клонит набок. Она враз тяжелеет, наполняется тихим гулом. Каждая черточка лица становится ощутимой, перед глазами мелькают светлые зайчики, а губы растягиваются в невольной гримасе. Тебя окатывает теплая и колючая , наполненная мириадами мелких иголочек, волна. Ладные твои грудки вздрагивают, их острые соски отвердевают в невыносимом напряжении. Площадь, дома, люди, смутные фигуры на помосте – все кружится перед тобой. Ты выгибаешься в чудовищной, восторженно-мучительной судороге! Из твоего алого лона исходит таинственный беззвучный взрыв, сотрясающий твое повисшее в воздухе нагое тело. Умереть! Умереть сейчас же, в яростном наслаждении собственной жертвой… Разве не к этому долгожданному мигу ты шла все эти месяцы? Твоя мечта исполнилась.

Но оргазм идет на убыль, и ты вдруг осознаешь, что произошло. Видишь квадратную дыру люка и свои ноги, шарящие в пустоте в напрасных поисках опоры. Жестокая мука… Вес тела полностью пришелся на веревку, сомкнувшуюся вокруг шеи, ты не в силах вынести эту пытку и пытаешься вырваться из страшного плена. И ты жива! Жива! Как можешь ты умереть?! При этом понимаешь, что жить тебе осталось минуту.

Такое странное головокружение… ты все еще в сознании. И даже можешь дышать – чуть-чуть, прилагая огромные усилия. Сиплые, свистящие звуки – ты напрягаешься, борясь за каждый вдох. Липкая слюна переполняет рот, стекает по подбородку, а в груди будто грохочет молот. Вдруг соображаешь, что твоя борьба лишь глубже втягивает тебя в петлю. Надо перестать двигаться!

Слишком поздно. Охваченная паникой, начинаешь биться, танцуешь в воздухе, стараясь достать ногами такой близкий край помоста. Запястья болят от врезавшихся наручников, когда ты дергаешься в них, как пойманное молодое животное. И слышишь страшный скрип узла на затылке и клекот своего остановившегося дыхания. Невероятно тугая, петля по капле выдавливает из тебя жизнь.

Никогда не испытывала ты ничего подобного. Раскачиваешься на веревке, поглощенная страданием, легкие горят, ты дергаешься, брыкаешься дико… В неистовом отчаянии приподнимаешь колени, и резко бросаешь ноги вниз, разводя их в стороны, как ныряльщик, спешащий быстрее вернуться на поверхность. Из этой бездны тебе не подняться.

Сознание начинает временами пропадать и возвращаться снова. В такие мгновенья в глазах стоит мутно-зеленый туман, сквозь него проступает страшный облик. Неда Лок – как ужасна ее предсмертная гримаса! Это ты?! А вокруг растет, вздымается тьма, ее плотный саван глушит звуки жизни. Или – это гул прибоя перекрывает возгласы толпы? Великий океан гонит валы на берег, захлестывает и уносит тебя в глубину. Сердце перестает разрывать грудь, уменьшается, истаивает, оставляя после себя мучительную скорбь. Желудок сжимают слабые рвотные спазмы, но боли и отчаяния уже нет. Тело стало невесомым, ты падаешь в бездонную черноту, испытав смутное удивление оттого, что поверила в свою смерть только сейчас.

Туго натянутая веревка дрожала в ответ на спазмы агонии, сотрясавшие тело Наоми. Лицо ее побагровело, зубы прокусили язык. Темные поросль волос на лобке намокла, бедра на внутренней стороне блестели от влаги, c голых лодыжек срывались и падали в провал люка янтарные капли.