Венедикт Ли - Гроза над Миром

– Злишься?

– Нет.

– Врешь. Ты внутри весь кипишь.

Я показал в окно.

– Зачем все это?

– Ты не поймешь.

Я молчал.

Эна пристально всматривалась в меня.

– Солнечный коллектор, если тебе это о чем-то говорит.

– Говорит. Вогнутое зеркало, в фокусе можно плавить металл – малую толику.

– Множество плоских зеркал сводят солнечный свет на котле. Пар движет турбину. На выходе – электрическая сила. Слишком дорого обходится привозное горючее. Когда Тир обзаведется собственным источником энергии (неиссякаемым, заметь!) – дела здесь пойдут лучше.

– Тебе виднее. Выкладывай, зачем звала.

– Хочу выслушать твое признание.

– Признание? В чем?

Эна на глазах становилась живой статуей, в речи ее зазвучал металл.

– Даю тебе тридцать се...

Я врезал ей, не дав договорить. Реакция у Эны изумительная, но ей не хватило места уклониться, и она упала на койку, больно стукнувшись головой о стену. Охнула, прикрыв лицо ладонями. Ярость моя погасла.

«Эна… Да что ж я делаю!»

Бросился к ней, приподнял подбородок, заглянул в лицо. Эна тихо застонала. Я обнял вздрагивающее горячее тело, ловя его запах... Эна!

Постепенно она стала отвечать мне, временами делая попытки сопротивления, но сдаваясь в последний момент. Такая игра до того разогрела нас, что мы оба почти потеряли сознание от звериного восторга, когда я принял капитуляцию Эны. Я намотал ее волосы себе на руку, она вся была – пылающие губы, жаркий язык, тягучая судорога любовной агонии. Мы с ней умерли друг в друге и воскресли вновь.

Долго-долго лежали, отдыхая. Я осторожно поцеловал на шее Эны след давнего шрама, выделявшийся короткой полоской менее загорелой кожи. Несколько таких меток были у Эны по всему телу.

– Все еще заметно? – она неподдельно огорчилась.

– Только для моего острейшего зрения!

– Когда-то училась летать на планере, и в полете у меня затекли ноги. Чтоб не покалечиться, решила приземлиться на роскошную, пушистую крону дерева. Вблизи это оказался мелколист с во-о-от такими колючками!

Эна перелезла через меня, чтобы встать. Я попытался удержать ее, тронул рукой густую поросль на лобке.

– Отстань! Отдыхай.

Она сладко потягивалась у окна.

– Нат! Что за личность – Авель Орьега?

Вышло так, что я рассказал ей абсолютно все. И об Авеле, и о себе. И о своей несостоявшейся миссии.

– Похоже, он – разумный человек, – рассуждала Эна, – и важное лицо в иерархии. Жаль, что мы с ним не знакомы. Лучше всего, если б Эгваль и Остров стали одним государством.

Потянуло холодком опасности. Я вспомнил о гипнотической обработке, которой подвергся незаметно для себя. Авель. Автомат, послушно выполняющий волю Хозяйки. Жуть. Сколько времени ей требуется, чтобы подчинить себе волю жертвы? Я вспомнил Алека…

Эна напряженно наблюдала за мной.

– Размечталась я? В моих мечтах – жив Тир и многое другое.

– Эна… – я внезапно охрип. – Убери капкан из моих мозгов!

– Будь раньше ты откровенней со мной – все сложилось бы иначе. Не волнуйся. Над тобой работала я сама – свое дело знаю. Все пройдет бесследно, дай только срок.

– Я никогда не был псом на цепи, Эна.

– Я сказала – терпи.

Она не спеша, одевалась, я последовал ее примеру. Буквы «IМ» загорелись у ней на рукаве. Под моим взглядом они вдруг сложились в слова «Insulo Maora», затем в «Хозяйка Острова» и вновь стали прежними – «IM».

Я отдал ей честь как старшему командиру.

– Разрешите идти?

– Не кривляйся, – вежливо ответствовала мне Эна. – Нужен будешь – позову.

Ригли не должна была дежурить вечером – похоже, кого-то подменила. Я не знал, куда деваться от ее заискивающего взгляда. Среди жующих ртов, коротких разговоров, грубых шуток, ругани, смеха, Ригли выглядела потерянной и усталой. Потом она куда-то исчезла, и я вздохнул с облегчением. Не хотелось думать ни о чем. Дома у меня была припасена склянка самогона – выменял положенное мне курево, самое время принять и забыться сном. Вышел с толпой таких же накормленных рабочих скотов.

Вечерело. Ригли молча страдала у входа с ведром в руках. Вместо того, чтобы протолкаться навстречу толпе и заняться уборкой, она ждала меня. Я решил, в воспитательных целях, что мириться позволю ей не раньше завтрашнего утра. Ригли насупилась, когда я проходил мимо и остервенело рванулась в двери, не обращая внимания на ругань и увертываясь от затрещин.

На душе было нехорошо, даже пить расхотелось. Я долго топтался на пороге, потом решил немного пройтись. Это не возбранялось, лишь бы не лез к ограде – наружной или межсекторной. Правда, забредя далеко от своего жилья, можно получить по морде от незнакомых с тобой или чего похуже случится – охране наплевать на наши внутренние разборки.

Тень мелькнула меж домами. Ригли?! Она направлялась к центру поселения, где сходились все сектора, и стояла центральная дозорная вышка. Маленькую площадь, по выходным открытую для знакомств мужчин и женщин, окружали нежилые строения – склады, сараи с инструментом и тому подобное... Я крался следом за Ригли.

Она выбрала место у одного из сараев и долго стояла, прислонившись лбом к стене. Потом, словно очнувшись, сняла пояс и связала им себе ноги под коленями. Было еще достаточно светло, чтобы я смог увидеть в ее руке заточку, сделанную из длинного гвоздя. Ригли примерила острие под сердцем, глубоко вздохнула. Под грубой тканью платья обозначились маленькие грудки.

Одним прыжком я оказался рядом с ней и вырвал оружие из тонкой, слабой руки. Ригли повернулась, забыв, что у нее связаны ноги и рухнула бы наземь, не подхвати я ее.

– Ригли! Зачем же ты уходишь, ведь я люблю тебя!

Она изо всех сил старалась не плакать.

(Посоветуйте, что было мне сказать этому глупому ребенку? Дети ее возраста переживают сильнее и ярче взрослых и из пустяка могут сочинить целую трагедию. Вот о чем не мешало бы мне помнить.)

Долго мы с ней тогда говорили. Я твердил, что совсем на нее не сержусь, а мой мрачный вид объяснялся личными неприятностями, к которым Ригли не причастна. А она делилась своими переживаниями, признавалась, как ей было плохо, и как она не знала, чем меня задобрить и что же сделать, чтобы я обратил на нее внимание. Я же доказывал, что самоубийство – не лучший выход в подобных случаях, ведь после нельзя воскреснуть и поглядеть, какое сумела произвести впечатление своим отчаянным поступком.

Пересказал даже прочитанный в детстве слезливый роман, о том, как деревенская девочка втрескалась в заезжего городского хлыща, а тот дал ей отлуп. Через год встретил ее в городе, всю из себя наряженную, замужем за своим знакомцем – крутым мужиком из военных. Уж сколько молил ее о свидании, рыдал, пока этот гвардеец, муж то есть, не поймал его…