Орсон Кард - Песенный мастер

Но к этому времени голос Анссета дошел до них, и они почувствовали, что в потоке бессмысленных слов Анссет передает им доброту и понимание. Это прекрасный язык, казалось, говорил он, и вы имеете право гордиться им. То, что в устах другого человека было бы издевкой, в устах Анссета стало наивысшей похвалой, когда же наконец он замолчал, всматриваясь в бразильцев, те поднялись, обошли стол и подошли к нему.

Стоящие под стеной гвардейцы, смешавшиеся как и остальные присутствующие, потянулись к оружию; но они успокоились, когда Калип подал им знак расслабиться.

Поначалу пожилой, а затем и молодой бразилец обняли Анссета. Странный был вид: старец обнимает красивого мальчика, затем высокий мужчина склоняется и прижимает шершавую щеку к гладкому лицу Анссета.

Когда они обнимались, мальчик шепнул на имперском языке:

— Умоляю вас, говорите на всеобщем, чтобы другие нас понимали.

Делегат усмехнулся, отступил на шаг и сказал:

— Управляющий Анссет слишком вежлив и добр. Никакой другой губернатор не пытался понять нас, ни осознать нашей любви к отчизне. Он попросил, чтобы мы говорили на имперском, и я соглашаюсь с его просьбой по его причине.

Киа-Киа, изумленная не менее других, должна была заметить выражение ужаса на лице переводчика. Она была уверена, что бразильцы планировали стратегию использования переводчика для того, чтобы затянуть переговоры, навязать собственный темп, поскольку, кто бы ни брал голос, перевод приводил к раздражающим всех задержкам.

Теперь эта стратегия была отброшена, и бразильские посланники уже не могли делать вид, будто бы не знают имперского языка.

Встреча продолжалась, и депутаты постепенно представляли свои претензии. В беспокойном регионе Парана коренные жители говорили по-испански, и даже теперь, спустя несколько тысячелетий, пользовались эти языком. Но последние четыреста лет бразильцы стремились к гегемонии над этим районом — и с успехом, поскольку, до того, как Майкел сделал Землю своей столицей, существовало лишь слабое планетарное правительство и небольшие ограничения в отношении национальных правительств. Португальское меньшинство постепенно мельчало, когда испаноговорящее большинство начало все сильнее жать на него, чтобы оно отказалось от собственного языка. К тому же, на севере люди разговаривали на парагвайской версии испанского языка, непонятной для уругвайцев, что еще более усложняло ситуацию. Уже много лет было много разговоров о самоопределении, несмотря на официальные бразильские заявления о Едином и Неделимом Народе. И, наконец, разговоры привели к кровопролитию.

Уругвайцы и парагвайцы потребовали, чтобы Бразилия вернула им территорию.

К сожалению, спорный район представлял собой гидроэлектрический рай, посему бразильцы не собирались отдавать другим народам более пятидесяти процентов энергии, получаемой не благодаря Солнцу.

Когда национальные представители закончили излагать проблему, Анссет попросил их, чтобы они приготовили на одной странице письменное резюме того, что сами они считают справедливым решением для всех заинтересованных сторон, после чего отправил их отдыхать до того времени, как он сам ознакомится с их предложениями.

Оставшись в более тесном кругу, министр по вопросам южноамериканских народов сделался более разговорчивым.

— Как ты это сделал? Что ты им сказал?

В ответ Анссет только усмехнулся и обратился к Киа-Киа, которая горячечно стенографировала ход встречи.

— Конфликт можно разрешить. Здесь нет противоречивых интересов, — сообщила она. — Бразильцы хотят сохранить лицо, сохраняя собственные границы. И они стоят на этом. И им же нужна энергия. Но те требуют лишь сохранения собственной культуры. Они хотят, чтобы гражданам, говорящим по-испански, разрешили доминировать в собственном краю. Им не нужна, да они и не могут использовать всю гидроэлектрическую энергию с этой территории.

Министр по делам латиноамериканских народов кивнул в знак согласия. Совместно они начали создавать проект компромиссного решения, еще до того, как поступили предложения сторон. Когда депутатов вновь вызвали, уже наступил вечер. Киарен была восхищена внешним видом Анссета — он был такой же свежий и спокойный, как и утром. Словно сам он совершенно не трудился, как будто бы решение проблемы пришло очень легко. Он прочитал депутатам свое компромиссное решение, после чего вручил каждому по экземпляру.

— Нам необходимо изучить его, — сказал младший посланник Парагвая.

— Похоже, в этом нет необходимости, — ответил Анссет в соответствии с рекомендацией Киарен. — Это решение не сильно отличается от вашего предложения. Впрочем, нас очень радует, что вы отнеслись к проблеме столь честно.

Тут Анссет начал искусно снимать очередные возражения. Киарен вместе с министром по делам латиноамериканских народов тщательно установили с ним, какие пункты можно изменить и насколько. Голос Анссета был самим рассудком: мягкий, теплый, благожелательный, говорящий о любви и уважению к представителям наций. Благодарю, что вы согласились немного уступить вот в этом месте, ради дела мира. А вот в этом месте, вы сами понимаете, почему я уступить не могу, ведь другие не согласятся, и совершенно справедливо. Зато мы можем уступить вот здесь, поможет ли это? Ах, я так и думал, что поможет.

Каждый из депутатов был полностью уверен, что Анссет держит его сторону в дискуссии; когда же они поздно ночью закончили, чиновники приготовили копии нового соглашения, и все представители, а так же Анссет, поставили под ним свои подписи.

Потом, когда уже забрезжила надежда на мирное решение, Анссет внимательно присмотрелся к собравшимся. Он совершенно не выглядел уставшим. «Самообладание», подумала Киарен.

— Друзья, — сказал Анссет, — сегодня вы завоевали мое громадное уважение. Вы действовали быстро, мудро и честно. Я понимаю, что некоторые ваши правительства прочитают это компромиссное соглашение и пожелают его изменить. Мне не хочется, чтобы вам пришлось спорить со своими правительствами. И, конечно же, мне не хотелось бы, чтобы вы возвращались сюда с теми же самыми претензиями. Поэтому, сообщите вашим правительствам, очень вежливо, что если в течение пяти дней они не примут данного соглашения именно в той форме, в которой оно было составлено, я исключу такое правительство из участия в компромиссном решении, и если оно и дальше будет сопротивляться, я лишу его власти. Я требую, чтобы к этому разумному документу все отнеслись, как к закону. Вы меня понимаете?

Они все понимали.

— Только нет необходимости говорить, каким я буду неуступчивым, если они не станут выдвигать критические замечания или возражения. Я верю в ваш разум и умение хранить тайну, которые сегодня научился ценить более собственных. А теперь, пойдем уже спать, наверняка все мы устали.