Составитель Дозуа - Лучшее за год XXV.I Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк

Гигантский столб стал остывать и сменил бело–голубой окрас, напоминающий излучение сварочной дуги, на светло–оранжевый. Восход самого Борея начался точно в указанное время — теперь он неподвижно висел в небе и пылал отраженным светом. Сияние за спиной Торби было ярче самых жарких лучей полуденного солнца на экваторе Земли, ярче любого света, которым когда–либо озарялся Марс, и сверкающий диск Борея в четверть неба величиной излучал этот невыносимо яркий свет со сверхъестественной стабильностью, словно собираясь навсегда залить весь мир слепящим флуоресцентным сиянием.

Торби стремительно скатился по южному склону дюны, используя технику конькового хода, которую освоил еще на Земле, катаясь по снегу, а затем усовершенствовал на Тритоне, скользя по равнинам, покрытым замороженным метаном. Толкаясь одной ногой, он выносил лыжу далеко назад, затем отталкивался другой лыжей и на полном ходу несся вперед, стараясь постоянно наращивать скорость. На неглубоком мелком песке, покрывавшем вершину дюны, в условиях низкой гравитации он наверняка мог бы за час пройти не меньше двадцати километров.

Но сейчас их преследовала ударная волна от падения обломка Борея: она шла за ними с местной скоростью звука — 755 километров в час, и хотя этот показатель был на треть ниже скорости, которую звук развил бы на Земле в теплом, насыщенном газами воздухе, пригодном для дыхания, этой скорости более чем достаточно, чтобы волна настигла их уже в ближайшие полчаса.

Торби оглянулся. Леоа бежала за ним, не отставая и, пожалуй, даже слегка нагоняя его. Светящийся столб немного потускнел и стал совсем оранжевым, сквозь пылевую завесу он отбрасывал длинную тень в свете восходящего Борея. Торби не помнил наверняка, останется ли Борей на небе до восхода солнца, — впрочем, до рассвета в любом случае их судьба уже решится.

— Торби!

— Что?

— Я попробовала поискать убежище — судя по картам и данным моделирующей программы, где–то неподалеку должно быть безопасное место. Через километр эта дюна закончится развилкой, и если поехать налево, то еще через пару километров мы окажемся у края кратера, в чаше которого, наверно, можно будет укрыться от ударной волны.

— Неплохо придумано, спасибо.

Торби постарался еще немного ускориться, усилив подачу кислорода в шлем. Давление внутри скафандра возросло, в легкие начал поступать чистый кислород, что позволило увеличить скорость. Но успеют ли они пробежать эти три километра? Либо успеют, либо им конец.

Леоа вывела из строя всю его записывающую аппаратуру. Торби и раньше знал, что она не одобряет его увлечения репортажами о явлениях глобального выброса энергии — ЯГВЭ. Она осуждала его деятельность, потому что ей очень не нравилась сама идея Всеобщего Процветания, но ему и в голову не могло прийти, что эта женщина способна помешать ему сделать репортаж. Значит, на самом деле он разбирался в людях еще хуже, чем ему казалось. Торби и Леоа работали бок о бок, и их споры, соперничество и, как ему казалось, дружба имели давнюю историю. Он и представить себе не мог, что такое может случиться.

Торби бежал что было сил. Он помнил, что, дыша чистым кислородом, должен заставлять мышцы постоянно двигаться, чтобы не допустить гипервентиляции. Казалось, лыжи уже мчались сами по себе, скользили, поворачивали, подпрыгивали. В меркнущем небесном свете Торби старался не сбиться с пути и сохранить относительное спокойствие. В условиях низкой марсианской гравитации горизонт казался ближе, чем на Земле, а смещение траектории могло остаться незаметным, к тому же тело, став гораздо легче, при движении все время норовило подпрыгнуть, так что без должного напряжения мышцы ног тратили треть энергии впустую на вертикальные движения.

Двигаться по подветренной стороне было небезопасно, так как там в любой момент мог случиться очередной оползень. Поэтому Торби старался держаться правой, наветренной стороны, не спускаясь слишком низко с гребня дюны, чтобы не пропустить ту самую развилку. Он слышал только собственное шумное дыхание и скрип лыж по песку. Столб взвеси, поднятый ударом обломка кометы о Марс, теперь потемнел и стал яростно–красным, а занимавшая четверть неба комета в зловещей тишине застыла в небе прямо над ними. Торби старался смотреть прямо перед собой, не спуская глаз с горизонта, целиком положившись на быстроту ног и крепость духа. При каждом движении он старался прилагать силу строго вертикально, на поворотах регулировал движение лыж мышцами стопы, а не бедра, очень надеясь, что он правильно помнит, как все это делать, и толком не зная, достаточно ли быстро он движется по этой, по–видимому бесконечной, пустыне.

Отыскав развилку и повернув налево, Торби оглянулся посмотреть, как там Леоа. Она немного отстала, так что он замедлил ход и подумал, не стоит ли объяснить ей, как правильно двигаться, чтобы избегнуть ненужных вертикальных колебаний тела и сберечь драгоценную энергию.

Вдруг пятиметровый слой песка начал осыпаться под ее ногами — с гребня дюны по подветренному склону покатился оползень. В голове у него мелькнула мысль: «Но как такое возможно? Я же только что проехал там, а ведь я намного тяжелее». Едва он успел это подумать, как почва ушла у него из–под ног, раздался оглушительный грохот, и оставшаяся часть дюны тоже рухнула.

«Как же я мог об этом забыть?» — удивился Торби. В холодной разреженной атмосфере Марса, состоящей из тяжелых молекул углекислого газа, звук распространяется медленнее, чем в атмосфере состава, пригодного для дыхания. Это становится очевидно уже во время первой прогулки по Марсу, когда в наушниках твоего приятеля, слушающего радио, фоном звучит то, что ранее было сказано тобой в микрофон, и приходится немало повозиться, чтобы особым образом настроить микрофон и ускорить получение звукового сигнала. А базальтовые плиты, дно высохшего марсианского моря, обладают низкой температурой и высокой твердостью, так что сейсмические колебания в этой части планеты распространяются быстрее, чем где бы то ни было.

Торби думал об этом, летя куда–то кувырком. Мысли его были такими четкими, словно в этот момент он продумывал озвучку для своего последнего документального фильма. Воистину этот фильм мог бы стать для него последним.

В условиях низкой гравитации падение затянулось. Вокруг оглушительно шелестел песок, в микрофоне громко раздавалось гудение тысяч поющих дюн, — казалось, пустыня стонет, содрогаясь от колебаний горной породы, вызванных S–волнами. Эти колебания вызывали резонанс, в результате чего по склонам дюн без конца сходили лавины и оползни, которые, в свою очередь, тоже порождали резонанс. Так продолжалось до тех пор, пока не была израсходована почти вся потенциальная энергия Песчаного моря.