Сергей Костин - Счастливчик

Увлекшись подслушиванием, я совершенно забыл про секретаршу. Вообще—то она должна была очнуться не ранее, чем десять минут сорок восемь секунд. Но очевидно, если следовать словам старика о том, что в здании Академии вообще отсутствуют женщины, можно предположить, что данный экземпляр не вписывается в нормальные физиологические под видовые рамки. И физические и моральные. Иначе чем можно объяснить ту силу, с которой она совершила действие направленное против моей задней части посредством носка своей правой ноги.

Под грохот развалившейся на куски двери и изумленные взгляды присутствующих в кабинете, я торжественно влетел, мелко перебирая ногами, под уклоном направленным под двадцать градусов к полу.

Я зря думал, что охрана сборища организована из рук вон плохо. Из всех щелей, занавесок, шкафов выпрыгнули разномастные вооруженные охранники и через секунду я был основательно прижат к полу не менее двумя десятками стволов.

Хорош Ночной Охотник. Так опозориться в глазах руководства Коалиции.

– Это он? – я хоть и находился теперь в непосредственной близости от говоривших, но никак не мог рассмотреть их лица. Только ноги.

– Счастливчик! Какого черта? Как ты посмел?

Правильно! Теперь можно и грязью полить. Я кто ? Раб.

– Может отзовете своих балбесов? – я попытался приподняться, но упертые во все части тела тяжелые бластеры не давали сделать это.

– Отпустите его, – приказал старик, и я сразу почувствовал облегчение. Еще бы немного лежания на полу и я бы… о—го—го чтоб сделал.

Теперь не спеша подняться, гордо и независимо. Главное, сохраняя достоинство.

Действие второе. Те же и я.

– Что ты здесь делаешь ?

Какие мы все грозные? Что я здесь делаю? А в самом деле, что?

Как я и думал, в кабинете находились именно те люди, о которых думал. Кроме Главы Академии, министры обороны, финансов, внешней разведки – сам господин президент. Весьма почтенное общество. Достойнейшие люди и уважаемые политики.

– Шел мимо, дай думаю, зайду, – сказал я первое, что пришло в голову. Главное, что ответ всех устроил. Даже не переспросили. А президент, по—моему, обрадовался.

– Может быть стоит спросить у него, что он сам думает по поводу всего этого? – обратился он к присутствующим.

Легкое замешательство, работа мысли, и все дружно кивнули.

Старик:

– Что ты успел услышать?

Я:

– То, что на сегодняшний день все слова Главы Академии являются самой гнусной ложью. Я раб и должен выполнять приказы своего хозяина.

Глупо, наверно, говорить, что я был абсолютно не согласен с тем, что сейчас сказал. Мне требовался только небольшой толчок в действиях, словах, в жестах, чтобы сорваться и, натворив большие и маленькие беды, смыться из Академии. Уж с моими способностями я как—нибудь сумею выжить. Даже без гражданства. Что я могу? Да все что угодно. Грабить на больших дорогах. Совершать налеты на богатые корпорации и фирмы. Заниматься шпионажем. Или просто вкалывать до седьмого пота где—нибудь в глубинке на ферме, ублажая молодую вдовушку.

– Ты не совсем точно понял мои слова, – попытался оправдаться старик. Да уж конечно! Куда нам с рабским—то рылом в ваш ряд, – Я лишь хотел, чтобы ты выполнил всего одно задание, служащее лично моим целям. А потом ты вправе решать, что делать и как поступать.

Снова ложь. Если я Ночной Охотник, мне никогда не удастся делать того, что я захочу. Постоянные задания, новые поручения. А между ними две, три недели так называемого отпуска, когда я не смогу быть самим собой. Я никогда не смогу иметь семьи потому, что Ночным Охотникам не положено иметь ни семьи, ни детей. Хотя… А старик то изменил этому правилу. Но то старик. Сидит в своей долбанной Академии безвылазно, ему можно. А я…

– Все вы тут хорошо говорите. И то, что на меня затрачена уйма денег. И то, что я единственный выпускник прошедший все перипетии испытаний и обучения в Академии за много лет. И даже что—то там насчет перспектив. Но что может сделать для вас Ночной Охотник у которого подорвана вера в справедливость. Это я говорю вам, Глава Академии. Если я кого и уважал в мире, который вырвал меня из жизни к которой я привык, так это только вас, сэр. Но сейчас…

У президента даже слезы в глазах заблестели. Еще бы. Я не зря корпел над театральными записями, глотая их целиком и без разбору. В лучших традициях великих трагиков.

Долго, ох как долго собирается начать разговор старик. А я ведь вижу, что у него есть, что сказать. И не просто какую—нибудь мелочь, а что—то важное. Давай, решайся. Только от тебя сейчас зависит, останусь я в этих стенах, или мне придется пробиваться через все заслоны, которые к этому времени, надо думать, окружили все Уровни Академии. Я ведь не остановлюсь ни перед чем, чтобы обрести положенную мне свободу. Клянусь своим сгоревшим миром и Великим Светилом.

– Выслушай меня, Счастливчик… – наконец—то, а я думал, что никогда не услышу голос Главы Академии.

Стоять столбом не имело смысла. По всей видимости у старика заготовлен рассказ на достаточно большое время.

Я пододвинул поближе к себе стул, сел, предварительно определив на всякий случай путь к выходу. Мало ли что.

– Перед тем, как вы начнете, сэр, я думаю, что следует удалить всю охрану. Если вы остерегаетесь меня, то должны знать, что согласно тестам во мне не заложена агрессивность. Я бы не хотел, чтобы о том задании, о котором по всей вероятности пойдет разговор, знали все кому не лень. Если можно, сэр.

Предложение не вызвало особых возражений. Я действовал согласно инструкции и мои требования были обоснованы. И так много народу видело Охотника в лицо. Это не слишком хорошо. Со стороны Академии, я бы загнал всех этих ребят с базуками в одно место и основательно почистил им мозги, относительно того, что они только что видели. И это будет правильно.

Охранники, искоса поглядывая на меня, покинули кабинет.

– Что—нибудь еще?

– Большую кружку кофе, – вообще—то это наглость, вести себя подобным образом в присутствии самого президента Коалиции. Но меня жестко обидели, и я хотел взять хоть небольшой, но реванш.

Секретарша—салдофонка живенько притащила кофе, пихнула его мне, и смылась, по всей видимости не желая долго глазеть на мою физиономию.

– Начинайте, сэр, – великодушно разрешил я, обжигая губы крепким и слишком сладким, сволочь секретарша постаралась, кофе.

– Значит так, – старик нервно потер ладонями. Он слишком волнуется. И это нехороший признак. Даже на пенсии Ночные Охотники должны следить за своими эмоциями. Но… Чтобы не слишком растягивать рассказ старика, я на некоторое время постараюсь воздержаться от некоторых своих реплик. Как справедливо к месту, так и наоборот. Пусть выговориться.