Пол Андерсон - Планета, с котоpой не возвpащаются

Под ним, над ним, вокруг него, словно джунгли, простирался город, опутанный воздушными изогнутыми мостиками, петляющими от одной стройной башни к другой; город сверкал, вспыхивал огнями, уходил вдаль за пределы видимости, за изогнутый край мира. Белые и золотые, красные и небесно-синие огни иллюминации прерывались широкими черными пятнами парков с огненными фонтанами или сверкающими в ночной тьме озерами; а потом огни тянулись дальше на многие километры. Кито никогда не спал.

Близилась полночь, когда множество ракет должны были подняться в небо. Лоренцен хотел увидеть это зрелище, знаменитое во всей Солнечной системе. Он взял номер за двойную цену, с окном, выходящим в сторону космопорта, не без угрызений совести (потому что платить будет институт Лагранжа), но он позволил себе это. Детство и отрочество на заброшенной ферме в Аляске, годы зубрежки в колледже — бедный студент, живущий на стипендию и пожертвования — и потом два года в Лунной обсерватории; нигде он не мог увидеть ничего подобного. Лоренцен не жаловался на свою жизнь, но в ней, до сих пор, не было ничего яркого, запоминающегося, и если теперь он собирался отправиться в космическую тьму за пределы Солнечной системы, то он должен увидеть космопорт Кито в блеске ночных огней. Возможно, другого шанса уже не будет.

Мягко загудел фон. Лоренцен вздрогнул, стыдясь своей нервозности. Нечего бояться. Его еще никто не укусил. Но он почувствовал, что ладони стали влажными.

Он подошел к аппарату и нажал кнопку.

— Алло!

На экране появилось лицо. Оно было типичное, незапоминающееся — гладкое, полное, курносое, в обрамлении седых волос — тело казалось коротким и толстым. Голос высокий, но не неприятный, говорит на североамериканском диалекте английского.

— Доктор Лоренцен?

— Да. Кто… с кем имею честь?

В Лунополисе все знали друг друга, поездки в Лейпорт и Сьюдед-Либре были редкими. Лоренцен не привык к обилию незнакомых людей.

Не привык он к земной гравитации, к ее изменчивой погоде и к разреженному холодному воздуху Эквадора. Джон почувствовал раздражение.

— Эйвери. Эдвард Эйвери. Я на государственной службе, но также работаю в институте Лагранжа — нечто вроде связующего звена между ними. В этой экспедиции я — психолог. Надеюсь, я не поднял вас с постели?

— Нет… вовсе нет. Я работаю в любое время. Так принято на Луне.

— И я думаю в Кито также, — улыбнулся Эйвери. — Скажите, не могли бы вы встретиться со мной?

— Я… могу… сейчас?

— Да, сейчас, если вы не заняты. Мы могли бы немного выпить и поговорить. Мне необходимо встретиться с вами пока вы в городе.

— Ну… хорошо, я думаю, что смогу.

Лоренцен почувствовал тяжесть в ногах. После тихих спокойных лет на Луне, он никак не мог привыкнуть к Земле. Он хотел посмотреть этим людям прямо в глаза и потребовать, чтобы они следовали его, Лоренцена, темпу жизни, но он знал, что никогда не сможет этого сделать.

— Прекрасно. Благодарю вас.

Эйвери дал ему адрес и отключился.

Низкий гул прополз по комнате. Ракеты! Лоренцен поторопился обратно к окну и увидел защитную стену космопорта, черную на фоне огней города, словно край мира. Одно, два, три, дюжина металлических копий поднимались вверх на пламени и громе, а Луна холодным щитом повисла над городом — да, на это стоило посмотреть.

Лоренцен вызвал аэротакси и набросил на плечи плащ поверх тонкого домашнего костюма. Через минуту появился коптер, повис над его балконом и выбросил лесенку. Джон вышел, чувствуя, как его плащ накапливает тепло, высасывая его из машины, сел в такси и набрал нужный адрес.

— Dos solarios y cincuenta centos, por favor. [1] Два солара пятьдесят центов, пожалуйста ( исп. )

Механический голос смутил Лоренцена; он еле сдержал себя, чтоб не извиниться, пока засовывал десятисоларовую купюру в прорезь. Автопилот вернул ему сдачу и такси взмыло в небо.

Машина села на крышу другого отеля — очевидно, Эйвери не жил постоянно в Кито — и Лоренцен спустился на указанный этаж к номеру люкс. «Лоренцен», — назвал он себя перед дверью и она открылась. Он вошел в прихожую, отдал плащ роботу и увидел Эйвери.

Да, психолог был довольно низкорослым. Лоренцен глядел на него с высоты своего немалого роста, когда они пожимали друг другу руки. Джон был, наверно, вдвое моложе Эйвери — высокий худой молодой человек, не знающий куда девать свои ноги, с взлохмаченными каштановыми волосами, серыми глазами, простыми прямыми чертами лица, покрытого ровным лунным загаром.

— Очень рад, что вы пришли, доктор Лоренцен. — Эйвери выглядел виновато и понизил свой голос до шепота. — Боюсь, я не смогу предложить вам сейчас выпить. Здесь другой участник экспедиции, пришел по делу… марсианин, понимаете…

— А? — Лоренцен вовремя остановил себя. Он еще не знал, понравится ли ему участвовать в экспедиции с марсианином, но сейчас уже было поздно думать об этом.

Они вошли в гостиную. Марсианин сидел там, и не поднялся им навстречу. Он тоже был высоким и стройным; узкое черное платье члена секты Ноя только подчеркивало общую суровость; угловатое лицо, выдающиеся нос и подбородок, жесткие черные глаза под коротко подстриженными темными волосами.

— Джоаб Торнтон — Джон Лоренцен — прошу садиться. — Эйвери опустился в кресло.

Торнтон сидел, выпрямившись на краю кресла, подчеркивая свою неприязнь к мебели, которая стремилась принять форму сидящего в нем человека.

— Доктор Торнтон — физик — оптические и радиоактивные излучения, ньюзионский университет, — объяснил Эйвери. — Доктор Лоренцен из обсерватории в Лунополисе. Вы оба, джентльмены, отправляетесь с нами в составе экспедиции Лагранжа. Теперь вы знакомы. — Он попытался улыбнуться.

— Торнтон… не мог ли я слышать ваше имя в связи с фотографированием в х-лучах? — спросил Лоренцен. — Мы используем некоторые ваши результаты для изучения жесткого излучения звезд. Очень ценные результаты.

— Благодарю вас, — уголки губ марсианина поползли вверх. — Но хвалить нужно не меня, а господа.

На это ответить было нечего.

— Прошу меня извинить, — он повернулся к Эйвери. — Я хочу покончить со всем этим: мне сказали, что в этой экспедиции все плачутся вам в жилетку. Так вот, я посмотрел список участников экспедиции. Там есть один инженер, Рубен Янг. Его религия, если это можно так назвать — новое христианство.

— Гм-м… да. — Эйвери опустил глаза. — Я знаю, что ваша секта не поддерживает отношений с ними, но…

— Не поддерживает отношений! — жилка пульсировала на шее Торнтона. — Новые христиане заставили нас эмигрировать на Марс, когда находились у власти. Это они исказили нашу религиозную доктрину, пока все реформисты не стали презираемы повсеместно. Это они вовлекли нас в войну с Венерой. — (Не совсем так, подумал Лоренцен, частично эта война была следствием борьбы за власть, частично же ее организовали земные психопаты, которые хотели заставить своих хозяев биться, словно килкенийские коты [2] Легендарные килкенийские коты, которые дрались до тех пор, пока от них оставались только хвосты. ).