Майкл Коуни - Здравствуй, лето и прощай

- Говорят, что да. Говорят, пока ты идешь и пока ледяной дьявол занят чем-то другим... Если бы он захотел поймать нас, ему пришлось бы отпустить того, кого он уже поймал.

- Ладно. Я пойду первым.

Я ступил на хрустальную поверхность озера. Под ногами она была твердой, как камень; я наклонился и осторожно дотронулся до нее: холодная. Я кивнул Кареглазке, и она сошла со своей кочки, крепко держась за мою руку.

- Где они? - спросила Кареглазка. - По-моему, Вольф звал оттуда.

Вольф снова закричал, и внезапно я увидел его и Ленту за кустами, шагах в тридцати от нас.

Лицо Ленты было белым от боли, а Вольф склонился над ее лодыжкой. Когда мы подошли, он взглянул на нас.

- Ледяной дьявол схватил ее за ногу, - безжизненно сказал он.

Я присел рядом с ними. Правая нога Ленты прочно застряла в озере. Ногу прихватило чуть выше лодыжки, и сквозь прозрачный кристалл я мог различить туманные очертания ее ступни в красной туфле. Давление, похоже, было значительным, и меня удивило, что девушка не кричит.

- Что будем делать? - спросил Вольф.

Все смотрели на меня, и я не мог понять, почему.

- Кареглазка, - попросил я, - не могла бы ты немного посидеть с Лентой? Мне нужно поговорить с Вольфом. - Я подумал, что таким образом мы могли бы спокойно обсудить безнадежную ситуацию, не тревожа больше попавшую в ловушку подругу.

Мы с Вольфом отошли в заросли.

- Я однажды видел, как подобное произошло с птицей, - рассказал я и описал гибель снежника. - Пока Лента шевелится, ледяной дьявол знает, что она жива, и не нападает. Не думаю, что его щупальца очень сильные - даже у такого большого ледяного дьявола, как этот. Это всего лишь тонкие отростки, чтобы обхватить тело и утащить его вниз.

- Так что же нам делать?

Я задумался. Был один возможный выход, но я не был уверен, что Лента сможет это выдержать.

Мы вернулись к девочкам. Кареглазка с надеждой посмотрела на нас, но, увидев наши лица, отвела взгляд. Вольф присел рядом с Лентой, взяв ее за руку.

- Лента, - сказал я, вернувшись, - я хочу, чтобы ты попыталась коечто сделать. Я хочу, чтобы ты не шевелилась, вообще, так долго, как только сможешь. Тогда ледяной дьявол подумает, что ты умерла.

Она кивнула. Ее щеки блестели от слез.

- Потом, как только он расслабится и озеро снова превратится в воду, прыгай назад, - сказал я. - Там есть кочка, и ты успеешь выскочить еще до того, как ледяной дьявол опомнится и снова кристаллизует озеро. Мы будем стоять там и подхватим тебя. Готова?

Мы отступили на безопасное расстояние, оставив ее сидеть там. Она посмотрела на нас и попыталась улыбнуться, заставляя себя не шевелиться. Глядя на нее, я понял, что ей это не удастся. Холод от застывшего озера пронизывал ее, и как бы она ни пыталась - а она действительно пыталась Лента не могла сдержать невольную дрожь от страха и холода. Чем больше Лента убеждала себя, что ей не страшно, тем сильнее ее тело настаивало на обратном, и в доказательство этого тряслось мелкой дрожью... Мы смотрели на нее, и нам было бесконечно ее жаль, мы подбадривали ее и шутили, но все было бесполезно. Она оставалась

в безжалостной кристаллической ловушке.

- Бесполезно, - наконец пробормотала она. Тогда у меня родилась идея. Я сказал:

- Попытаюсь ее вытащить. Но если вы хотите, чтобы все получилось, вам с Кареглазкой придется уйти и оставить нас на какое-то время одних, Вольф.

Вольф был озадачен, но вздохнул с облегчением. Он освободился от ответственности.

Конечно, он изобразил озабоченность:

- Надеюсь, ты понимаешь, о чем говоришь, Алика-Дроув, - сказал он. Если у тебя ничего не получится и Лента умрет, отвечать будешь ты.

С этой угрозой он взял Кареглазку под руку, и они ушли.

Лента молчала, когда я сел рядом с ней, потом оторвалась от созерцания своей невидимой ступни и сказала:

- Пожалуйста, сядь ближе и обними меня. Так лучше... Ой... поморщилась она, хватаясь за лодыжку. - Мне больно, Дроув. Очень больно. - Она напряглась в моих руках, потом, вздрогнув, расслабилась. - Здесь так холодно...

- Говори о чем-нибудь, Лента. Постарайся не думать слишком много о боли. Расскажи мне о себе. Возможно, у тебя будет время, чтобы рассказать мне всю историю своей жизни. - Я постарался улыбнуться, глядя на бледное лицо рядом со мной. - Хотя бы начни.

- Я тебе не очень нравлюсь, верно? Я знаю, что сама виновата, но ты мерзло легко выходишь из себя, Дроув. Ты знаешь об этом?

- Знаю, но давай не будем говорить о ненависти. Лучше думай о себе как о животном, попавшем в ловушку. Животные не могут ненавидеть. Они не обвиняют людей в том, что у них болит нога. Они даже не обвиняют того человека, который поставил ловушку.

Она слегка всхлипнула, потом сказала:

- Извини, Дроув. Ты прав. Это не твоя вина. Это я застряла здесь. Виновата я сама и этот дурак Вольф. Ракс! Если я только выберусь отсюда, я скажу этому мерзляку все, что я думаю о нем и о его глупом длинном носе!

- Лента! - упрекнул я ее. - Это ничем не поможет, не злись. - Но она была права: у Вольфа действительно был длинный нос. - Ты когда-нибудь замечала, как близко друг к другу посажены его глаза? - с интересом спросил я.

- Часто. - Она даже захихикала, но затем ее глаза снова затуманились, когда невольное движение снова причинило боль.

- Лента, - быстро сказал я, - я думаю, ты очень красивая. Ты права, ты мне не слишком понравилась, когда я в первый раз тебя встретил, но теперь, когда знаю тебя лучше, я думаю, что ты очень симпатичная и... красивая, - неуклюже закончил я, думая о том, как у меня хватило смелости это сказать, но потом понял, что просто не слишком думал о том, какое произведу впечатление.

- Ты нормальный парень, если не обращать внимания на твои заскоки. У нее были голубые глаза. Она долго думала, потом сказала: - Если только я выберусь отсюда, ты знаешь, я... я постараюсь быть лучше. Может быть... Может быть, если больше людей будут знать, какая я на самом деле, они станут лучше ко мне относиться. Я знаю, что произвожу плохое впечатление, так же, как и ты.

Я был уверен, что она говорит искренне, и мы поговорили еще немного, прижавшись друг к другу и время от времени вздрагивая. Иногда она пыталась смеяться; значительно больше она плакала, но тихо, от боли, потому что не могла ничего с собой поделать. Я подумал, что она очень отважно ведет себя. Она была слишком хороша для Вольфа.

Потом, наконец, пришли лорины.

* * *

Я не видел их приближения, но постепенно осознавал, что они наблюдают за нами с другой стороны озера. Их было, похоже, по крайней мере восемь, неподвижно стоявших в тени невысокого дерева, но в отношении лоринов этого никогда нельзя точно сказать; у них настолько мохнатые фигуры, что на расстоянии они сливаются друг с другом.

Меня беспокоила возможная неприязнь к ним Ленты.