Аркадий Стругацкий - Пикник на обочине

— Теперь прошу, — сказал он.

Рэдрик взял деньги и, не считая, запихал пачки во внутренние карманы пиджака. Затем он принялся выкладывать хабар. Он делал это медленно, давая возможность этим людям рассмотреть и сверить со списком каждый предмет в отдельности. В комнате было тихо, только тяжело дышал Хрипатый, и еще из-за портьеры доносилось слабое звяканье — вроде бы ложечки о край стакана. Когда Рэдрик, наконец, закрыл портфель и защелкнул замки. Хрипатый поднял на него глаза и спросил:

— Это все?

— Все по списку, — ответил Рэдрик.

— Это я вижу, — сказал Хрипатый. — Я спрашиваю, это все?

— Все, — сказал Рэдрик. Он помолчал и добавил: — Пока.

— Мне нравится это «пока», — ласково сказал Хрипатый. — А тебе, Фил?

— Темните, Шухарт, — сказал Костлявый брюзгливо. — А чего темнить, спрашивается?

— Специальность такая, — сказал Рэдрик. — Темные делишки. Тяжелая у нас с вами специальность.

— Ну ладно, — сказал Хрипатый. — А где фотоаппарат?

— А, черт! — проговорил Рэдрик. Он потер щеки пальцами, чувствуя, как краска заливает его лицо. — Виноват, — сказал он. — Начисто забыл.

— Там? — спросил Хрипатый, делая неопределенное движение сигарой.

— Не помню… — Он закрыл глаза и откинулся на спинку дивана. — Нет, начисто не помню.

— Жаль, — сказал Хрипатый. — Но вы, по крайней мере, хоть видели эту штуку?

— Да нет же, — с досадой сказал Рэдрик. — В том-то и дело. Мы же не дошли до завода. Барбридж вляпался в «ведьмин студень», и мне пришлось сразу поворачивать оглобли… Если бы я ее увидел, уж будьте уверены, я бы не забыл…

— Слушай-ка, Хуг, посмотри! — шепотом произнес вдруг Костлявый. — Что это такое?

Он сидел, вытянув указательный палец правой руки. Вокруг пальца у него крутился тот самый белый металлический обруч, к Костлявый глядел на этот обруч, вытаращив глаза.

— Он не останавливается! — громко сказал Костлявым, переводя круглые глаза с обруча на Хрипатого и обратно.

— Что значит — не останавливается? ― осторожно спросил Хрипатый.

— Я надел его на палец и крутанул разок ― просто так… и он уже целую минуту не останавливается!

Он вдруг вскочил и, держа вытянутый палец перед собой, побежал за портьеру. «Кольцо», серебристо поблескивая, мерно крутилось перед ним, как самолетный пропеллер.

― Что это вы нам принесли? — спросил Хрипатый.

― Черт его знает, — сказал Рэдрик. — Я и не знал… Знал бы ― содрал побольше.

Хрипатый некоторое время смотрел на него, затем встал и тоже удалился за портьеру. Там сейчас же забубнили голоса. Рэдрик вытащил сигарету, закурил, подобрал с пола какой-то журнал и принялся рассеянно перелистывать. В журнале было полным-полно крепкозадых красоток, но почему-то было сейчас тошно смотреть на них, и Рэдрик отшвырнул журнал и пошарил глазами но номеру, ища что-нибудь выпить. Потом он извлек из внутреннего кармана пачку и пересчитал бумажки. Все было правильно, но, чтобы не заснуть, он пересчитал и вторую пачку. Когда он прятал ее в карман, вернулся Хрипатый.

― Вам везет, мой мальчик, ― объявил он, усаживаясь снова напротив Рэдрика. — Знаете, что такое перпетуум-мобиле?

― Нет, ― сказал Рэдрик. — У нас этого не проходили.

― И не надо. — сказал Хрипатый. Он достал из кармана пижамы и положил перед Рэдриком еще одну пачку банкнот. ― Это цена первого экземпляра, произнес он, обдирая с пачки бандероль. ― За каждый новый найденный экземпляр такого вот «кольца " вы будете получать по две таких пачки. Запомнили, мой мальчик? Но две. При условии, что кроме нас с вами никто об этих «кольцах» никогда ничего не узнает. Договорились?

Рэдрик молча засунул пачку в карман и поднялся.

― Я пошел, — сказал он. Когда и где в следующий раз?

Хрипатый тоже поднялся.

― Вам позвонят, — сказал он. — Ждите звонка каждую пятницу с девяти до одиннадцати утра. Вам передадут привет от Хуга и Фила и назначат свидание.

Рэдрик кивнул и направился к двери. Хрипатый последовал за ним, положив руку ему на плечо.

― Я хотел бы, чтобы вы поняли, ― продолжал он. — Все это хорошо, очень мило и так далее, а «кольцо» так это просто чудесно, но прежде всего нам нужны две вещи: фотографии и полный контейнер. Верните нам наш фотоаппарат и наш фарфоровый контейнер, и вам больше никогда не придется ходить в Зону.

Рэдрик, шевельнув плечом, сбросил его руку, отпер дверь и вышел. Он, не оборачиваясь, шагал но мягкому ковру и чувствовал у себя на затылке голубой ангельский немигающий взгляд. Он не стал ждать лифта и спустился с восьмого этажа пешком.

Выйдя из «Метрополя», он взял такси и поехал на другой конец города. Шофер попался незнакомый, из новичков — носатый прыщавый малец, один из тех, кто валом валили в город пару лет назад в поисках зубодробительных приключений, несметных богатств и всемирной славы, да так и осели — шоферами такси, официантами, строительными рабочими, вышибалами в бардаках — алчущие, бесталанные, всем на свете недовольные, ужасно разочарованные и полагающие, что им безумно не повезло. Половина из них, промыкавшись месяц-другой, с проклятиями возвращались по домам, разнося свое разочарование чуть ли не во все страны света, считанные единицы становились сталкерами и быстро погибали, так и не успев ни в чем разобраться и посмертно превращаясь в легендарных героев. Некоторым удавалось поступить в институт — самым толковым и грамотным, годным хотя бы на должность препаратора, а остальные насоздавали политических партий, религиозных сект, каких-то кружков взаимопомощи, вечера напролет просиживали в кабаках, дрались из-за расхождений во взглядах, из-за девчонок и просто так, по пьянке. Время от времени они устраивали шествия с какими-то петициями, какие-то демонстрации протеста, какие-то забастовки — сидячие, стоячие и даже лежачие, совершенно остервенили городскую полицию, комендатуру и старожилов, но чем дальше, тем основательнее успокаивались, смирялись и все меньше и меньше понимали, чего же они добивались.

От носатого прыщавого шофера за версту несло перегаром, глаза у него были красные, как у кролика, но он был страшно возбужден и с ходу принялся рассказывать Рэдрику, как сегодня утром на их улицу явился покойник с кладбища. Пришел, значит, в свой дом, а дом-то уж сколько лет заколочен, все оттуда уехали — и вдова его, старуха, и дочка с мужем, и внуки. Сам-то он, соседи говорят, умер лет тридцать назад, еще до Посещения, а теперь вот — привет! — приперся. Походил-походил вокруг дома, поскребся, потом уселся у забора и сидит. Народу набежало со всего квартала, смотрят, подойти, конечно, боятся. Потом кто-то догадался: взломали дверь в его дом, открыли, значит, ему вход. И что вы думаете? Встал и вошел и дверь за собой закрыл. Мне на работу надо было бежать, не знаю, чем там дело кончилось, знаю только, что собирались в институт звонить, чтобы забрали его от нас к чертовой бабушке. Не слыхали? Говорят, комендатура готовит приказ, чтобы этих покойников, если родственники у них выехали, посылали к ним по месту жительства… То-то радости у них будет! А уж смердит от него… ну, на то он и покойник.