Джейн Фэйзер - Королевские игры

Он вопросительно поднял брови.

- Ну, можно, например, придумать какую-нибудь дамскую хворь, - неуверенно предположила Розамунда.

- Если сможешь вырваться на свободу, я подыщу костюм, - пообещал Уил и поднялся.

- Уж постараюсь.

Розамунда ухватилась за протянутую руку и тоже встала. На мгновение Уил крепко прижал ее к себе, обдав жаром молодого сильного тела, но тут же быстро отпустил: с вершины холма доносились голоса.

- Кажется, пикник закончен. Не отставай от меня, если лошадь выдержит.

Эти слова были сказаны уже на ходу: Уил быстро взбирался в гору и тащил за собой Розамунду.

- О, моя Дженни лучше всех, - с гордой уверенностью заявила она.

Два романтических приключения за день - вполне достаточно, чтобы остро ощутить азарт погони.

Кристофер Марло пришел в театр в одиночестве. У Томаса возникло срочное дело к отвратительному Фрайзеру, и Кит ничуть не сожалел о том, что встреча состоится без его участия. Его собственное задание тоже не внушало особого энтузиазма: вместе с Гилбертом Гилфордом предстояло спровоцировать молодого, наивного и чрезмерно эмоционального Джона Сэвиджа и заставить того открыто признаться в приверженности королеве шотландцев. Недвусмысленное заявление позволило бы сэру Фрэнсису арестовать изменника в любой удобный момент.

Кристофер ненавидел тайный мир Уолсингема и свое в нем существование, однако находил в душе достаточно мужества, чтобы признаться самому себе в материальной привлекательности дела. Теперь он носил собственную одежду. Каждая из четырнадцати золотых пуговиц, гордо сиявших на рукавах темно-коричневого бархатного камзола, Символизировала верную службу родной стране. А до чего радовала душу отделка из оранжевой тафты на рукавах и нежное, невесомое, словно паутина, кружево на воротнике и манжетах рубашки! Да, следовало признать, что пристрастие к кружевам возникло в подражание Томасу, но ничего не скажешь: красиво и подчеркивает статус джентльмена.

По дороге в театр «Занавес» Кристофер зашел в таверну неподалеку, обильно смочил горло и, как обычно, направился за кулисы, чтобы поболтать с актерами, пока те готовятся к спектаклю.

- Эй, Кит, что это ты нарядился в цвета шлюхи? - ядовито поддел Нед Аллен, гримируясь перед небольшим серебряным зеркалом. - Никак зарабатываешь на панели?

Кит хлопнул забияку по плечу. Получилось сильнее, чем требовали обстоятельства.

- Сам знаешь, работка не в моем вкусе, - парировал он. - Да и не понимаю, каким образом коричневый бархат связан с панелью.

- Он об оранжевых вставках, - пояснил из своего угла Бербидж. - А где Томас?

- Занят. - Кристофер лихо оседлал стул и порылся в карманах в поисках монетки. - Эй, парень… - он поманил одного из учеников, тех юных актеров, чьи нежные лица отлично годились на женские роли, - сбегай за элем, Робби.

- Хорошо, мастер Марло.

Парнишка схватил монету и исчез.

- До конца спектакля никакого пива, - строго провозгласил Бербидж. - Достаточно и того, что публика навеселе. Мои актеры должны работать трезвыми.

Заявление утонуло в шутливо-возмущенных стонах и восклицаниях. Кристофер предложил свой вариант:

- Что ж, тогда я выпью первым, а что останется, допьют другие.

- А ничего не останется, - вполголоса заметил один из актеров и испуганно взглянул на Кита в надежде, что тот не услышал.

Вспыльчивый нрав мастера Марло знал весь театральный люд. К счастью, Кристофер, даже если и слышал, предпочел не реагировать на дерзкий выпад: в комнату вошел Том Кид, и внимание драчуна сосредоточилось на добром приятеле. Скоро весьма кстати подоспел эль, и, обняв Тома за плечи, Марло провозгласил, что сядет на сцене, а кувшин возьмет с собой. Потом продекламировал несколько неудачных строк из сочиненной Кидом «Испанской трагедии» и заявил, что давно хотел обратить на них внимание автора.

Тому Киду критика не слишком понравилась, однако решающим фактором выступил все-таки эль. В итоге коллеги-соперники взяли стулья и устроились на краю сцены.

Кристофер отхлебнул из кувшина и передал сокровище Тому, а сам от нечего делать принялся осматривать постепенно заполняющийся зал. Партер уже едва выдерживал натиск публики, а галереям грозила опасная перегрузка. Взгляд упал на симпатичного юношу, который стоял в первом ряду, облокотившись на перила. Розовощекий, очаровательно пухлый мальчик с упрямым каштановым локоном, выбившимся на лоб из-под полей шляпы, не мог не понравиться.

Кит мечтательно улыбнулся, представив прелестное создание. Пару дней назад ему довелось повстречаться с таким вот бутоном в конюшне. Что ж, грешно замыкаться на зрелой страсти к Томасу Уолсингему. В уже ставших постоянными отношениях было все: тоска, стремление, неистовое единение, восхитительный триумф и столь же восхитительная покорность… и все же порой - так, для разнообразия - хотелось чего-то новенького, легкого, сладкого.

Пока актеры выходили на сцену, Кристофер не спускал с мальчика восторженных глаз. Неужели подросток пришел в театр один? Нет, рядом стоял мужчина. О, так это же Крейтон! Значит, и Уил способен оценить всю прелесть расцветающей юности? Вот он уверенно положил руку на плечо спутника, как будто хотел оградить, защитить. Возможно, существует какое-нибудь простое, прозаическое объяснение? Например, эти двое - родственники?

Кит твердо решил выяснить истину, как только спектакль закончится, и сосредоточился на игре актеров.

Розамунда едва верила собственному счастью: неужели она действительно здесь, на балконе театра «Занавес»? Симулировать боль в животе оказалось совсем нетрудно; соседки поверили, что новенькая не в силах встать с кровати. Никому и в голову не пришло, что камеристка готова по доброй воле пропустить радости поездки в Гринвич. А радостей действительно предвиделось немало: путешествие по Темзе на королевских барках, банкет, бал и ночь в роскошных апартаментах, которыми славился загородный дворец.

Проявив сочувствие, Джоан сообщила о нездоровье подруги графине Шроузбури. Главная фрейлина распорядилась, чтобы мистрис Уолсингем осталась в постели, восстановила силы и вернулась к исполнению обязанностей к вечеру следующего дня, когда королева в сопровождении придворных вернется в Уайтхолльский дворец. В окно спальни Розамунда наблюдала, как пестрая толпа направилась к берегу и заполнила барки. Во дворце воцарилась небывалая, почти призрачная тишина. О жизни напоминал лишь шорох мыши за обшивкой стены.

Как и договорились, Уил ждал возле лестницы с мужским костюмом в руках. Не проронив ни слова, передал узелок, и Розамунда бесшумно скрылась в спальне, а вскоре появилась в черном камзоле из домотканой материи, черных панталонах, плоской шляпе, под которую постаралась спрятать пышные волосы, и грубых башмаках с оловянными пряжками. Настоящий паж.