Майкл Крайтон - Восходящее солнце

«Можно поинтересоваться, зачем?»

Лицо Коннора потемнело и он рявкнул короткую фразу по-японски. Я не уловил ни слова, но Ишигуро стал ярко-красным. «Извините меня, капитан, но я не вижу причин, по которым вы говорите в подобном…»

И здесь Коннор вышел из себя. Картинно и со взрывом. Он шагнул близко к Ишигуро и, остро тыча в его сторону пальцем, закричал: «Икаген-ни широ! Соко-о доке! Киитерунока!»

Ишигуро пригнулся и отвернулся, ошеломленный словесным нападением.

Коннор надвинулся на него, говоря резко и саркастично: "Доке! Доке!

Вакаракаинова?" Он повернулся и яростно показал в сторону японцев у лифта. Столкнувшись с открытым гневом Коннора, японцы оглядывались по сторонам и нервно затягивались сигаретами. Однако не уходили. «Эй, Ричи!», сказал Коннор, обращаясь к фотографу из группы обработки места преступления Ричи Уолтерсу. «Не сделаешь ли несколько снимков этих парней?»

«Конечно, капитан», отозвался Ричи. Он поднял камеру и пошел вдоль цепочки людей, быстрой очередью мигая вспышкой. Ишигуро вдруг встревожился, встав перед камерой и подняв руки:

«Секунду, секунду, что такое?»

Но японцы уже уходили, отворачиваясь от вспышки, словно стая рыбок. Они исчезли всего за несколько секунд. Этаж достался нам. В одиночку Ишигуро смотрел неуверенно.

Он что-то сказал по-японски. Очевидно, что-то нехорошее. «Да?», спросил Коннор. «За это надо винить вас», сказал он, обращаясь к Ишигуро. «Вы – причина всех неприятностей. И ваша обязанность, чтобы мои детективы получили всю необходимую помощь. Я хочу поговорить с тем, кто обнаружил тело, и с тем, кто передал первое телефонное сообщение. Я хочу имена всех, кто побывал на этом этаже с момента обнаружения тела. И я хочу пленку из камеры Танака. Оре-ва хонкида. Я арестую вас, если вы и далее станете препятствовать расследованию.» «Но я должен проконсультироваться с начальством…» «Намерунайо.» Коннор придвинулся еще ближе. «Не выпендривайтесь передо мной, Ишигуро-сан. Уходите и дайте нам работать.» «Конечно, капитан», сказал Ишигуро. Он коротко и скупо поклонился и ушел с несчастным и страдальческим видом.

Грэм хихикнул: «Ты классно вышиб его.»

Коннор повернулся: «Зачем ты сказал ему, что хочешь допросить каждого гостя на приеме?»

«А-а, дерьмо, мне просто хотелось взвинтить его», ответил Грэм. «Я же никак не могу допросить мэра. Разве я мог представить, что у этих задниц нет чувства юмора?»

«У них есть чувство юмора», сказал Коннор. "А посмеялись-то над тобой.

Потому что у Ишигуро была проблема и он ее решил с твоей помощью."

«С моей помощью?», нахмурился Грэм. «О чем ты толкуешь?» «Ясно, что японцы хотели задержать расследование», сказал Коннор. «Твоя агрессивная тактика дала им превосходный предлог – вызвать связного из специальной службы.»

«Ой, не надо», сказал Грэм. «Насколько им было известно, офицер связи должен был прибыть сюда через пять минут.»

Коннор покачал головой. «Не прикидывайся ребенком: они точно знали, кто сегодня вечером на дежурстве. Они точно знали, как далеко находится Смит, и точно знали, сколько времени у него займет доехать сюда. Им удалось задержать расследование на полтора часа. Классная работа, детектив Грэм.» Грэм долго смотрел на Коннора. Потом отвернулся. «Твою мать», сказал он. «Тонна дерьма. Приятели, мне надо работать. Ричи? На коня! У тебя тридцать секунд до того, как мои парни войдут и сядут тебе на хвост. Ну пошли, все. Я хочу закончить прежде чем она завоняет.» И он потопал к месту преступления.

Со своими чемоданчиками и свидетельскими картами группа обработки места преступления продвигалась вслед за Грэмом. Ричи Уолтерс направлял путь, снимая направо и налево и прокладывая дорогу в атриум, а потом через двери в конференц-зал. Стены конференц-зала были из дымчатого стекла, который смягчал блеск лампы-вспышки. Но я видел его внутри, делающего круги вокруг тела. Он снимал много: понял, что это будет большое дело. Я стоял рядом с Коннором. Я сказал: «Мне помнится, вы говорили, что плохо выходить из себя с японцами.»

«Верно», ответил Коннор.

«Тогда зачем вы сами так поступили?»

«К несчастью», ответил он, «это был единственный способ помочь Ишигуро.»

«Помочь Ишигуро?»

«Да. Все это я сделал ради Ишигуро, потому что ему надо было спасти свое лицо перед боссом. Ишигуро не являлся самым важным человеком в комнате. Настоящим боссом, юяку, был один из японцев, толпящихся у лифта.»

«Я не заметил», сказал я «Это распространенная практика: выдвигать вперед меньшего человека, тогда как босс остается сзади и может спокойно следить за развитием ситуации. Точно так, как я делал с тобой, кохай.» «Босс Ишигуро все время наблюдал?»

«Да. А Ишигуро получил четкий приказ: не позволять начинаться расследованию. Мне же нужно было расследование начать. Но мне надо было сделать это таким образом, чтобы он не выглядел некомпетентным. Поэтому я сыграл вышедшего из себя гайджина. Теперь он мне обязан. И это хорошо, потому что позднее мне может понадобиться его помощь.» «Он вам обязан?», спросил я, слегка встревожено. Эта идея у меня в голове не укладывалась. Коннор только что вопил на Ишигуро – основательно унизив его, насколько я понимал.

Коннор вздохнул. "Даже если ты не понимаешь, что произошло, поверь мне:

Ишигуро понимает все очень хорошо. У него была проблема и я помог ему ее решить."

Я все еще не понимал по-настоящему и начал было спрашивать, но Коннор поднял руку. «Думаю, нам лучше взглянуть на сцену, пока Грэм и его команда не перевернули все окончательно.»

Прошло почти два года с тех пор, как я работал в отделе детективов, и я почувствовал, как приятно снова столкнуться с убийством. Вернулись все воспоминания: напряжение ночи, адреналиновая тоска от плохого кофе в бумажных стаканчиках, все группы, работающие вокруг – некая разновидность бешеной энергии, вертящейся вокруг центра, где кто-то лежит мертвый. Место действия каждого убийства обладает той же энергией и той же окончательностью в центре. Когда смотришь на мертвеца, то видишь некую очевидность, но в то же время – невероятную загадку. Даже в простейшей домашней ссоре, где женщина наконец решается застрелить парня, смотришь на нее, всю покрытую шрамами и сигаретными ожогами, и задаешься вопросом: почему именно сегодня? Что такого особенного в сегодняшней ночи? Всегда понятно, на что смотришь, и всегда имеется что-то, что следует добавить. Сразу и то, и то. На месте убийства присутствует глубинное ощущение правды бытия, сути существования, до вони блевотины и дефекации. Обычно, кто-нибудь плачет и приходится к этому прислушиваться. Прекращаются обычные дрязги: лежит мертвец, и это неоспоримый факт, вроде валуна на дороге, который должны объезжать все машины. В такой мрачной и реальной обстановке прорастает настоящее товарищество, потому что работаешь допоздна с людьми, которых знаешь, знаешь по-настоящему хорошо, потому что видишь их все время. В ЛА случается по четыре убийства в день, по одному через каждые шесть часов. И каждый детектив на месте преступления уже имеет по десять убийств, висящих на нем, что превращает новое в невыносимое бремя, поэтому он и все остальные надеются раскрыть его на месте и убрать камень с дороги. Именно эта целеустремленность, напряжение и энергия сплачивают всех вместе. А после того, как занимаешься этим несколько лет, то к такому привыкаешь. И к своему удивлению, войдя в конференц-зал, я осознал, что тосковал по этой работе.