Владимир Гусев - Век дракона (сборник)

Я пришел в лабораторию часов в семь вечера — в самый удобный, по моим расчетам, момент. Распределительный щиток не отключен, значит, Барчевский еще работает. Так я и думал. Возится в углу со своим новым макетом. Поднял голову на хлопок двери, увидел меня и, кажется, обрадовался.

— А, Александр Перескоков собственной персоной! Нью-Ромео! Что же ты вернулся? Не пришла красавица? — Игорь снова склонился над столом. — Ну и плюнь, не расстраивайся. Все Джульетты ныне удручающе одинаковы…

— Почему же одинаковы? — пытаюсь я принять участие в разговоре. Странно, что он знает о моем сегодняшнем свидании. Неужели позавчера я был так взволнован, что все ему рассказал? Насколько мне известно, мы с ним не дружим. У него вообще нет друзей в лаборатории.

— Потому что система ценностей у всех у них покоится на одном и том же основании: выгодно выйти замуж. Заметь, не по любви, и даже не хорошо, как раньше говорили, удачно. Это все химеры середины века. Сейчас критерий один — выгода.

Игорь понял мое “почему же?” как вопрос. Кажется, разговор затянется надолго. Я присел на хлипкий стул с протертым до дыр сиденьем, прислонился для верности к письменному столу.

— А как же любовь?

Игорь бросил отвертку, попробовал прочность крепления только что установленной панели, с набором тумблеров и двумя светодиодными матрицами.

— Именно это они и называет теперь любовью. Выгодно — значит, есть любовь, не выгодно — возненавидят и проклянут. Тебе как раз второе и грозит. Давно говорю: хватит разбрасываться, стишки в стенгазету п0писывать, на звезды по ночам глазеть. Это — типичный путь неудачника. Таких современные девушки не любят. Твоя красавица очень быстро… или уже поняла, потому и не пришла? — Он на мгновение обратил ко мне прозрачные насмешливые глаза, но тут же снова повернулся к установке. — Делай лучше диссертацию, занимайся наукой. Уж она-то не предаст, не обманет… Ее могут только украсть!

— Диссертацию или науку?

В глазах Игоря полыхнула голубым такая злоба, что стало непонятно, зачем он включает паяльник. Таким взглядом, если чуть-чуть сосредоточиться, запросто можно расплавить припой. Мою реплику он пропустил мимо ушей.

— Заметит какой-нибудь подонок, что ты отыскал красивую идею, дождется, пока она подрастет и примет привлекательные формы — и умыкнет! Ну да ничего., пусть только попробует опубликовать! Я ему покажу, где кузькина мать зимует! — Он схватил паяльник и начал яростно распаивать на колодке разноцветные провода.

— Кому покажешь, где это… зимует?

— Начальнику, кому же еще? Он думает, что если чуть-чуть помог мне диссертацию организовать, то я теперь до конца жизни буду его в соавторы брать! Разбежался с низкого старта! Спрашивает неделю назад, чем я последний месяц занимался и для чего сварганил новую установку. — Игорь хлопнул ладонью по массивному интерференционному столу, над которым возвышались гелий-неоновый лазер и любительский телескоп “Алькор”. Кроме того, на столешнице были установлены лабораторные весы с небольшим гироскопом на одной чашке и уравновешивающим его набором гирек на другой, мощный электромагнит и еще целый ряд приборов самого разного назначения. На панели сбоку был закреплен старый стрелочный вольтметр с зеркальной шкалой — закрывающее ее стекло было наполовину разбито — и несколько тумблеров и потенциометров. Внизу, на поддоне, чернела внушительная батарея автомобильных аккумуляторов. Венчал установку легкий алюминиевый каркас, поддерживавший плотные светонепроницаемые занавеси.

— И что ты ему ответил?

— Как что? Для продолжения работ над волоконно-оптическим гироскопом! Вопрос: “А телескоп?” Ответ: “Вместо автоколлиматора!” Он: “А механический гироскоп?” Я: “В качестве реперного!” Больше у него наглости не хватило спрашивать, потребовал только представить ему схему макета и программу дальнейших работ. Ну, думаю, ладно, я тебе такое представлю, что неделю разбираться будешь — ничего не поймешь. А позавчера хватился — рукопись статьи пропала. Вот сволочь! Пронюхал, что я, как говорится, на пороге открытия стою… Да что там открытия, тут Нобелевской пахнет! Что, не веришь? А если я теоретически доказал, что путешествия во времени возможны?

— Насколько мне известно, еще ни одному писателю-фантасту Нобелевская премия не присуждалась.

— Писателю?! А если я — экспериментальное подтверждение?

— Тогда твое место — в клинике Стравинского.

— Какого еще Стравинского? — Игорь поднял паяльник жалом вверх и посмотрел на меня подозрительно. — Это для сумасшедших, что ли? Не веришь! А начальник поверил. Видишь, даже статью выкрал.

— Почему ты так решил? Может, сам куда запрятал, по принципу — подальше положишь, поближе найдешь.

— Никаких сомнений. Прятал я ее действительно подальше, кроме как в сейфе, нигде не оставлял. Но у него, оказывается, есть дубликаты всех ключей!

— Это ничего не доказывает.

— Вот как?! А его собственноручное почти признание — доказывает?

— Он что, дал письменные показания?

— Мне и устных вполне достаточно.

— Тогда не называй их “собственноручными”. И как же он объясняет свой… странный поступок?

— Странный?! Подлый, ты хотел сказать, подлый! В воровстве рукописи, конечно, не признался. Хотя, как выяснилось, прекрасно знает ее содержание. Нет, ты в жизни не догадаешься, какую теорию подвел он под свою практику! — Игорь снова склонился над панелью. — Я боялся посылать статью без экспериментального подтверждения результатов, не хотел рисковать своей научной репутацией, еще вся жизнь впереди — а начальник воспринял все как обычную научную работу. Вряд ли разобрался в математике, но выводы понял правильно. И даже попытался оправдать с их помощью свое воровство! Нет, ты представить себе не можешь, что он придумал, — бубнил Игорь, продолжая распаивать провода.