Павел Амнуэль - Ветер над яром (сборник)

О, незнакомый берег, пошли капитану храбрую девушку, которая даст ему руку и вечный покой! И пусть ее сердце простит капитана.

С этой молитвой Ван-Страатен ступил на мелкую, обкатанную волной гальку. В нескольких шагах от полосы прибоя поднимались вверх ступени. Над ними дышала ароматной прохладой заплетенная глицинией арка. Лиловые грозди в вечерней росе касались лица капитана.

Навстречу неторопливо шли двое. Моряки с “Голландца” насторожились: какие они, первые люди этой земли и этого времени?

Двое мужчин негромко беседовали, часто кивая друг другу и, видимо, находя полное согласие.

— Дорогой мой, проблема героя в наше время неразрешима. Вы можете предложить альтернативу? Я — нет. Если я даже на минуточку сойду с ума и опишу этакого рыцаря эпохи НТР без страха и упрека, имея конечной целью положительное его воздействие на умы молодежи… Нет, нет, ну что вы, я отлично знаю, что последует потом!

— Позвольте вам возразить. Наш читатель настолько истосковался по чувствам светлым, по герою цельному, что ваши усилия нашли бы благодарных ценителей…

— Милый мой, а критики?! На мою седую — не спорьте, седую, вот видите? — голову немедленно обрушатся обвинения в незнании жизни, лакировке действительности, искажении сложного внутреннего мира человека, примитивизме и прямолинейности изображения нашего современника.

Занятые совершенно непонятным для моряков разговором люди поравнялись с капитаном. Один из них, небольшого роста, в смешном сером беретике на голове, повесил внушительную трость на сгиб локтя и обратился к Ван-Страатену:

— Молодые люди… э-э-э… не будете ли вы столь любезны сообщить, который час? Я, видите ли, по рассеянности выкупал нынче свои водонепроницаемые…

Капитан, рискуя показаться нелюбезным, резко мотнул головой. Человек в берете некоторое время разглядывал капитана, потом пожал плечами и взял под руку своего спутника:

— И обратите внимание, милейший, я демократ по убеждениям, но я никак не могу одобрить эту нынешнюю моду под девизом “цирк приехал”. Волосья, как у отца протодьякона, кружева на шее, цепь на груди и штанишки до колен! Нет, я решительно не понимаю…

— Ну что вы, уважаемый. Это же артисты.

— Неужели?

— Да. Поглядите, какая посудина на рейде болтается. Опять чего-нибудь из пиратской жизни снимать будут.

— Кстати, о пиратах. Встречаю я давеча своего редактора…

Голоса удалялись. Капитан посмотрел вслед уходящим и заторопился. Теперь нужно было найти таверну, желательно близ порта — место, где наверняка много людей, где веселье будет продолжаться до утра, где можно встретить девушек.

Таверну они обнаружили довольно быстро, по неистребимому запаху пригорелого масла. Но на хлипкой двери висел внушительный ржавый замок, а на нем — табличка с пугающей надписью “Закрыто. Выходной”. Капитан какое-то мгновение пытался сообразить, что это означает, но безуспешно.

Тогда пошли наугад, держа курс на гитарные переборы. Где музыка, там и люди.

Люди сидели прямо на светлых камнях набережной. Смеялись, шумно разговаривали. Капитан быстро обежал взглядом лица, и сердце его дрогнуло. Но тут же проснулось в душе жестокое сомнение. Капитан принялся было рассматривать ближайшую девушку и тут услышал за спиной тяжелый вздох. Он обернулся. Его помощник медленно и широко крестился, меряя глазами расстояние между щиколоткой и краем юбки девушки, которая свободно сидела на парапете. Санта Мария Стелла Марис! Если мать этой девицы позволяет ей разгуливать в подобном виде, то как же может капитан Ван-Страатен связывать судьбу свою с такой семьей?! Да ни за что, даже ради спасения души. Капитан счел за лучшее не подходить к этой компании.

Вскоре они набрели на другую компанию.

Вокруг крошечного костерка расположились с десяток молодых людей. Текла неторопливая беседа, расцвеченная блестками шуток, давними воспоминаниями, ссылками на какие-то книги и авторитеты общих друзей. Это не была компания случайная, это сидели у огонька добрые приятели. Ходил по кругу термос, пахло крепким кофе, на чистом полотенце сочился широким надрезом большой арбуз.

Минуту понаблюдав, капитан уловил, что нити разговора и душевной симпатии сходятся к человеку, который полулежал в обнимку с гитарой. Беспорядочно перебирая струны длинными пальцами, этот человек вполне серьезно говорил:

— И вовсе нет. Что вы мне тут! Может быть, я один знаю, что на самом деле случилось с “Летучим Голландцем” и его капитаном Ван-Страатеном…

— О! Так расскажи!

Капитан вздрогнул и внимательнее присмотрелся к смуглому лицу. Нет, этот человек ему незнаком. Да и странно было бы… Все его знакомые давно стали прахом. Хотя… капитан однажды видел такие руки, как эти, лежащие на лаковом теле гитары. Такие же длинные узкие кисти с тонкими гибкими пальцами. Правда, эти руки были нарисованы на фреске в строгом испанском монастыре. Что же мог знать этот человек о проклятом корабле?

А тот, не отвечая на веселые вопросы, вдруг поднял загнутые ресницы, и в светлых, холодноватых глазах, похожих на полированную серую зелень камня халцедона, блеснул такой лукавый огонек, что стало понятно — он шутит. Капитану полегчало.

Длинные пальцы, вкрадчиво будившие струны, вдруг стали жесткими, рванули певучий металл отчаянным аккордом. “Святая Дева, Южный Крест…”

Хорошо пели. Истово. Капитан решился выйти к людям, которые поют такие правильные песни.

Он тихо присел у огня. К нему обернулись юные улыбающиеся лица. Но капитан не мог заставить себя улыбнуться в ответ. Воспаленными глазами, где запеклась соль невыплаканных слез, он спрашивал девушек: “Ты? Может быть, ты? Или ты?..”

Веселая компания приумолкла — странный человек вышел к ним из темноты. Молчит, рассматривает, машинально касаясь пальцами шелковой нити темных усов. И лишь человек с гитарой вроде бы не удивился. Потянулся навстречу и просто спросил:

— Откуда, ребята?

— Издалека…

— А куда?

— Далеко…

Вот и весь разговор. Морякам налили кофе. Капитан пил мелкими глотками, разглядывая компанию поверх края пластикового стаканчика. А ребята к гостям не приставали, продолжали свои беседы. Снова зазвучала гитара. Рядом с капитаном сидела крупная смешливая девушка, из тех веселых толстушек, скорых на хохот и на слезу одинаково, которых любят не за что-то, а за то, что вот такая. Пышная, белолицая, с ямочками на пухлых локотках, с негустыми рыжеватыми волосами, веснушками, рассыпанными и на носу, и на плечах.

После грустной песни капитан заметил, как девушка украдкой отерла глаза и носик. Жалостливая… Может, пожалеет не только чью-то былую любовь, но и его былую жизнь?

Капитан заговорил с девушкой. Ее звали кругло и ласково — Тома. Интерес совсем взрослого красивого мужчины ей польстил, она отвечала охотно, беспрестанно улыбалась. На их оживленную беседу скоро обратили внимание, кто-то вполголоса уронил фразочку не без яда: