Павел Амнуэль - Ветер над яром (сборник)

— Да.

— Ты веришь мне, как себе. Ответь, что у вас случилось?

— Я не могу того, что он от меня хочет. А без этого человека тоже не могу…

Услышав последнюю реплику, мужчина скептически повел бровями. Женщина просто увлеклась процессом, забыв обо всем. А старик погладил девушку по руке, потом взялся повыше ее запястья и продолжал доверительно:

— Все правильно, дочка, все правильно. Ты уже сама все решила и решила верно. Уехала от него и жди, слушай себя. Не выдержишь, вернешься — значит, судьба, и все обязательно само собой сложится. А не вернешься к нему, то он тебе и не нужен. Запомни и себя не мучь. А остальной разговор наш забудь. Глубокий вдох. Раз, два, три, проснись!

Подопытная очнулась. И, заметив на себе откровенно изучающие взгляды, вышла.

— Некрасиво все получилось, — заметил мужчина. — К тому же гипноз — малоизученная сфера психической деятельности. И вообще, пока на себе не испытаю, честно говоря, не поверю.

— Я уже толковал, — устало возмутился старец. — У тебя веры в меня совсем нет, а у нее шибко много. Не получится.

И вновь пришлось поражаться подозрительной стариковской проницательности.

Да, она верила, потому что желала верить. Дети за порогом и годы за спиной… Для кого жить? Зачем? И вот она отыскала, буквально изобрела себе цель — благородную, глобальную, далекую. А иначе не выстоять. Спасти человечество и попутно спасти себя как личность — достойное сочетание.

А ему, как и миллионам подобных, патологически не хватало веры: в добро, справедливость, милосердие, да хоть в тот же научно-технический прогресс. В детстве было, а потом постепенно испарилось. И вроде и не надо, и кожурой уже оброс, но ведь безверие — это пустота, она тоже убивает, разъедает изнутри. Хотя и привык. А здесь выясняется, что везут к черту на кулички, чтобы в чем-то убедить, заставить во что-то поверить. Это же вся жизнь вверх тормашками! Как не занервничать, не начать раздражаться и язвить?

Плюс ко всему прочему — настораживающее обстоятельство. Старик-гипнотизер и страждущая девица… Почему они угодили в попутчики? Как будто специально выдуманы и подсунуты. Цепь случайностей — уже не случайность, а судьба. Неужто это и есть та самая вселенская помощь?

Все, более ничего интересного в купе не случилось. Время позднее, пассажиры усталые, колеса стучат — все легли спать. А утро было громогласно. Злым голосом проводницы оно призывало сдавать постели и не забывать полотенца.

И снова был вокзал-муравейник, затем электричка с деревянными лавками и оранжевый автобусик на проселочной дороге. А вокруг — степь. Выгоревшая, вытоптанная копытами, расчлененная лесополосами на поля и пастбища. Справа — египетские пирамиды терриконов, прямо — конечная точка путешествия.

— Нам туда, на этот пригорок? — риторически спросил мужчина.

— Ты же хотел испытать на себе, — ответила женщина.

— Тогда включай магнитофон, который зафиксирует для потомков мои исторические ощущения. Или ты привезла его прости так?

Перед ними был ничем не примечательный холм, “шишка” на ровном месте.

Но мужчина уже знал, что место это необычное. Оно связано с нашим современником, достигшим в самосовершенствовании фантастических высот, за что еще при жизни почитался чуть ли не святым. А этот холм с окружающей пустошью якобы символически завещал ему отец.

Действительно, почва здесь никогда не обрабатывалась, и трава росла необычно редкая, а ближе к макушке холма виднелась только коричневая безжизненная земля в трещинках. Но согласно легенде где-то здесь имелась некая гравитационная аномалия, в которой человек ощущал потерю собственного веса чуть ли не на четверть.

У подножия они остановились.

— Что, лезем?

— Ты один. Запомни, пожалуйста, это очень важно. Я не могу объяснить, но чувствую, что это так. Ты сможешь…

Он пожал плечами — только, мол, ради тебя, без труда поднялся на пригорок, долго ходил по плоской и ровной, будто искусственной, макушке, замирая в задумчивости. Вдруг ноги его подкосились, в животе неприятно кольнуло. Шаг в сторону. Нет. Осторожно обратно. Снова не получается. Есть, есть что-то! При чем здесь уменьшение веса, экая наивность. Это же могучий прилив сил, желание взлететь!

А кто посмел перечить Дарвину и распорядиться, что биологическая эволюция рода человеческого достигла идеала и потому отменяется? Да вовсе нет, просто у человека разумного она должна идти под контролем разума.

Хотелось высоко подпрыгнуть и зависнуть в воздухе. Он действительно подпрыгнул и, махнув женщине рукой, выкрикнул что-то удивленно-восторженное.

Над черными громадами домов висела бледная луна. Призрак вышел из-за угла, загородив дорогу.

Прохор остановился и засунул руки в карманы.

Очень мило! Эдакий некрупный призрак в плаще и помятой шляпе, с худым лицом и небритым подбородком. Да к тому же еще и нетрезвый… В конце концов это могло продолжаться долго, а терпение у Прохора не железное.

— Ну, ты… — сказал он. — Чего надо? Иди, иди, у тебя свои дела, у меня свои.

Призрак что-то невнятно промычал и, ударив себя кулаком в грудь, исчез в стене ближайшего дома. Прохор пожал плечами и пошлепал дальше, тщательно выбирая дорогу.

Вдалеке противно кричал птеродактиль.

Ветер шевельнул волосы, принеся с собой мгновенное облегчение, и тут же стих. На ближайшей крыше два призрака обнимались и целовались, прекращая это милое занятие только для того, чтобы вволю поикать.

Он свернул в проходной двор, долго карабкался по кучам мусора, битого стекла и два раза чуть не упал. Сперва поскользнувшись на какой-то липкой и вонючей дряни, а потом — когда под ним рассыпалась горка битой черепицы. Серые тени перебегали дорогу. А в конце пути с крыши дома, возле которого он проходил, упал кирпич и с треском разлетелся на мелкие кусочки.

Все же он дошел и долго возился с дверным замком, который ни за что не хотел открываться. Очевидно, заклинило.

Наконец ключ повернулся, дверь со скрипом отворилась, и Пробор, ругаясь самыми последними словами, вошел в дом.

Он прошел длинным, неосвещенным коридором мимо комнаты Профессора, из которой доносилось пощелкивание и пахло серой, мимо комнаты Торгаша, где было тихо. Неожиданно обернувшись, увидел, как из логова Торгаша выскользнуло что-то серое, расплывчатое и, быстро-быстро пробежав по коридору, вдруг пропало.

Усмехнувшись, Прохор вошел в свою комнату и, мягко прикрыв дверь, остановился, нащупывая в кармане спички.

Он зажег стоявшую на столе свечу, отпил из помятого бидончика пару глотков воды и, стряхнув с усов капли, стал растапливать печку. Когда “буржуйка” весело загудела, сел к ней спиной и некоторое время глядел на Кроху, который спал, приоткрыв рот, и тихонько посапывал. На правой щеке у него отделился кусок кожи, и виднелось черное мясо. Прохор перевел взгляд на Пэт. Она лежала, свернувшись клубком, подложив под щеку узкую ладонь. Дальше, возле самой стены, раскинув полные руки, спал Март. Круглый живот его то вздымался, то опадал.