Павел Амнуэль - Ветер над яром (сборник)

Автоматический сверхмощный танк, реагирующий на волны “страха”, превращается в неуправляемое оружие — предупреждение любым антигуманным желаниям. И оттого, что все это воссоздано в мультфильме, казалось бы, условном виде кино, острота пережитого на экране не снижается, а напротив — приобретает дополнительные эстетические качества, найти которым замену, скажем, в игровом кино на ту же тему довольно сложно, если вообще возможно.

С этим фильмом перекликается и другой — “Будет ласковый дождь” (“Узбекфильм”, 1984), снятый талантливым режиссером Назимом Туляходжаевым по рассказу американского писателя Рея Брэдбери. Одночастевая лента явилась поистине открытием для отечественной мультфантастики, поскольку до недавнего времени трудно было себе даже представить, какими средствами можно передать в мультипликации идеи, поэтичность и чувственную точность пронзительных новелл американского писателя. Ведь в рассказе по сути дела нет сюжета — это притча, притча грустная, страшная. Для решения подобной задачи нужно было, как минимум, не просто полюбить творчество Р.Брэдбери, но проникнуть в сложный мир его творческого метода. В основу решения этой задачи положен синтез художественного образа и обжигающего своим трагическим звучанием слова Брэдбери. И в этом синтезе заново воссоздается далекая от традиций отечественной мультипликации картина… Одинокий дом, чудом уцелевший в городе, разрушенном атомной войной, сверхсовершенная бытовая техника, безотказно управляемая электронным мозгом, готовит завтраки и обеды для несуществующих уже обитателей, дома, пытается пробудить их после сна, напоминает о делах предстоящего дня… Но людей уже нет — ни взрослых, ни детей: только горсточки пепла ссыпаются из автоматических лодементов на пол. В урочный час ставится на диск проигрывателя любимая пластинка старого доброго прошлого, загорается верхний свет в доме. И зритель видит окно, распахнутое в летний вечер — легкий ветерок шевелит занавеси на ставнях. И не сразу понимаешь, что все это — мираж, что все это там, в далеком и сиюминутном прошлом. Щемящий душу образ птицы, нечаянно залетевшей в дом, расставляет контрастно точки над “i”. “Окно в летний вечер” превращается в экран встроенного в стену телевизора, и птица бессмысленно бьется в стеклянную дымку, навеки запечатлевшую прошлое… Найденное режиссером изобретательное решение фильма вскрывает еще один пласт неисчерпаемых возможностей мультипликации. А о Н.Туляходжаеве следует сказать еще и то, что он не остановился на достигнутом. Его увлечение Р.Брэдбери вылилось недавно в создание полнометражного игрового фильма “Вельд” по названию одноименного рассказа американского фантаста (“Узбекфильм”, 1987), в котором мы вновь сталкиваемся с крайне актуальной проблемой — проблемой взаимоотношений разных поколений. Вряд ли можно спорить с тем, что эта проблема особо актуальна именно сейчас, когда нравственная ржа разъедает духовный мир человека, усугубляя остроту социально-психологических конфликтов и противоречий, характерных для современного общества…

Рассказ “Вельд” Р.Брэдбери в этом контексте, разумеется, творчески переосмыслен и интерпретирован режиссером одноименного фильма с учетом реалий современного мира (в первоисточнике речь шла в основном о разлагающем воздействии на детей пропаганды жестокости на телевидении США), но сюжет, герои и многие важнейшие детали произведения не могли быть подвергнуты пересмотру, ибо в них — дух и самобытный взгляд на мир всемирно известного писателя. И дело, конечно, не столько в телевидении, сколько в ряде случаев неосознанной экспансии равнодушия, отчужденности, черствости, определяющих моральную окраску отношений между родителями и детьми в современном мире.

Неподготовленному зрителю может показаться, что фильм излишне жесток — действительно непривычна история о тиграх, сошедших с телеэкрана для расправы над супругами Хедли… Страшная в своей образной плоти метафора, избранная режиссером, тем не менее, необычайно действенна именно своей леденящей душу этической конкретностью, которая, надо полагать, не уведет мысль зрителя в сторону.

Но вернемся к мультипликации. Ей подвластны и многие другие, не менее важные темы. Например, тема дружбы и взаимопомощи, рассматриваемая ныне в космических масштабах, самобытно раскрывается в таких, казалось бы, разных и несовместимых мультфильмах, как “В тридесятом веке” (“Союзмультфильм”, 1980), адресованном в большей степени детской аудитории, и в фильме “Как казаки инопланетян встречали” (“Киевнаучфильм”, 1987), подкупающем совмещением деталей национального колорита, картин прошлого земной истории и поэтики традиционной научной фантастики. Мультипликационная фантастика обращается к вечной теме любви, обыгрывая ее уже арсеналом средств НФ (как, например, в фильме “Такая любовь”, снятом на “Грузия-фильме”, в 1982 году), обращается к теме обывательских представлений о технократическом рае будущего (фильм “Сон технократа” — “Таллиннфильм”, 1977), развенчивая едкой иронией подобного рода однобокие прожекты, воспитывает патриотические чувства к Родине, отчему дому, планете (“Возвращение” — “Союзмультфильм”, 1980), пародирует штампы НФ (“Встреча” — “Киевнаучфильм”, 1984), воспевает миротворческую концепцию земного разума во Вселенной (“Планета 888” — “Арменфильм”, 1985)… Однако есть некоторые пределы использования фантастики и в мультипликации. Об этом хотелось бы сказать особо ибо анализ довольно активного продуцирования фантастических мультфильмов в последние десять лет невольно выводит на следующие замечания, от которых зависит идейная значимость жанра в мультипликации.

Дело в том, что реализация фантастического замысла сталкивается с преодолением условной специфики этого вида кино, невольно ограничивая круг тем и проблем, затрагиваемых в том или ином фильме. Наиболее перспективны и действенны те из них, которые ближе к публицистике, используют широкие обобщения и не замыкаются на узком и частном. Тут социально-публицистическое значение современной фантастики выступает в качестве доминирующего условия и создании мультипликационного фильма. Оно и понятно: вряд ли целесообразно, скажем, создавать мультипликационный вариант “Туманности Андромеды” или “Соляриса” — эти произведения по своей философской глубине, сложности и тонкости психологического анализа находятся вне сферы мультипликации. То есть практически фильмы такие создать можно, но вот нужно ли, будет ли воспринято их достаточно сложное содержание посредством метода мультипликации? Не будет ли это равносильно желанию средствами поп-музыки воссоздать оперу “Евгений Онегин”? Речь идет о соизмеримости замысла со специфическими средствами вида искусства, используемого для воплощения идеи.