Журнал «Если» - «Если», 2011 № 06

— То есть вы говорите о «летающей тарелке», — «догадался» Кравитц. — Очевидно, об очень маленькой «тарелочке»…

— Давайте оставим сарказм, пока я не расскажу историю до конца, — попросил Вильямс. — Обещаю, вы убедитесь, что смеяться тут не над чем. Что касается размеров артефакта, то здесь у нас нет достоверных сведений. Однако нам точно известно, что профессор Комаров не стал публиковать данные о своей находке и предпочел исследовать ее самостоятельно, не ставя своих коллег в известность.

— Звучит интригующе, — согласился Кравитц. — Что же было дальше?

— По неизвестным нам причинам Комарову не удалось добиться удовлетворительных результатов. И тогда он обратился за помощью к вам.

— Интересно, почему именно ко мне?

— Вероятно, потому что Комаров был минералог, а вы — физик.

— Я не единственный физик, который был знаком с Комаровым, но предположим на минуту, что вы правы. Что дальше?

— Комаров выделил вам часть купленного им материала для исследований, и вы провели некоторые тесты, но тоже предпочли избежать официального оформления протоколов.

«Все правильно, — подумал Кравитц с сожалением. — Мы не хотели лишних свидетелей, пока сами во всем не разберемся».

Вслух же он сказал:

— И все равно я не понимаю, какую связь вы усмотрели между этими гипотетическими фактами и Событием, которое вас интересует.

— А разве не могло быть так, что именно ваши эксперименты вызвали реакцию артефакта, которую мы описываем как Событие? — Вильямс испытующе взглянул на собеседника, но потом тут же отступил. — Разумеется, это только предположение. Мы знаем лишь, что центр образовавшегося временного пузыря находится в районе синхротрона — то есть непосредственно рядом с вашим местом работы. А также, что профессор Комаров бесследно исчез то ли первого, то ли второго января 2013 года. И никто до сих пор не имеет представления о его теперешнем местонахождении. Еще мы знаем, что профессор Комаров встречался с вами за четыре недели до Бостонской конференции на российско-польской границе — вероятно, для того чтобы передать вам образец материала.

Кравитц почувствовал, что краснеет. Черт, откуда Вильямсу известно все это? Они оплачивали билеты и счет за отель наличными и зарегистрировались под чужими именами, полагая, что никто ничего не узнает. Похоже, они с Комаровым оказались никудышными заговорщиками.

Вильямс угадал его мысли.

— Вы тут ни при чем, — сказал он с улыбкой. — Агент ФСБ оказался в отеле совсем по другим делам и сфотографировал вас случайно. Ну разве не ирония судьбы?!

И он вытащил из сумки смазанную черно-белую фотографию, на которой Кравитц и Комаров пожимали друг другу руки в холле отеля.

— А вы случайно нашли информацию в интернете? — сыронизировал физик.

— В Сети, — поправил его Вильямс.

Азиат скупо улыбнулся.

— Что ж, я впечатлен, — признал Кравитц, возвращая фотографию. — Не пойму лишь одного: почему вас это так интересует?

— Но вы еще не дослушали историю до конца, — возразил Вильямс. — Возможно, вы получите ответ на ваш вопрос, если проявите немного терпения.

— Хорошо, но не могли бы вы сократить ваш рассказ?

— Он уже подходит к концу. Итак, мы полагаем, что в Польше Комаров передал вам часть артефакта внеземного происхождения, изготовленного существами, о научных знаниях и технических возможностях которых мы не имеем представления. Своего рода ящик Пандоры. И вы попытались открыть его.

«Все чертовски верно!» — подумал Кравитц, вспоминая небольшую черную капсулу, которую невозможно было повредить ни алмазным сверлом, ни концентрированными кислотами, ни сверхвысокими температурами, ни жестким рентгеновским излучением. Тогда они решили подвергнуть странный метеорит бомбардировке пучками разогнанных электронов. Для этого и понадобился синхротрон.

— Поначалу у вас ничего не получалось. Но вы были настойчивы, постоянно наращивали энергию, и — вуаля! — артефакт наконец отреагировал. И вы оказались совершенно беспомощны.

— Все это очень интересно, — произнес Кравитц спокойно, удивляясь собственному равнодушию.

Да, Вильямс прав. Ну и что? Он все равно никогда не узнает об этом. Кравитц улыбнулся голландцу и решил, что, пожалуй, того есть за что уважать. Настоящий бультерьер. Другой бы на его месте давно отступился. Это сколько же материалов ему пришлось перекопать! С помощью мистера Кванга, очевидно. Но главное, о чем эти двое не догадываются и никогда не догадаются, — все их открытия абсолютно бесполезны.

…Артефакт был действительно куплен на интернет-аукционе. Это был кусочек знаменитого сихотэ-алиньского метеорита: небесного камня, упавшего в Уссурийской тайге в горах Сихотэ-Алинь 12 февраля 1947 года в 10 часов 38 минут. Общая масса собранных осколков составила 27 тонн, поэтому они не относились ни к редким, ни к дорогим. Однако объявление привлекло внимание Сергея тем, что указанные в нем размеры и вес осколка не соответствовали друг другу. Сихотэ-алиньский метеорит относился к группе железистых, в его состав входило также 6 % никеля. Но осколок, купленный Комаровым, оказался неожиданно тяжелым. Комаров связался с продавцом и выехал во Владивосток, где и состоялась сделка. Парень уверял, что осколок достался ему от дедушки. Комаров полагал, что кто-то из них — то ли дедушка, то ли внук — просто стащил метеорит, но это его не слишком интересовало. Он заплатил пятьсот долларов и добавил еще пятьдесят, чтобы продавец забыл его имя.

После возвращения он прямо из аэропорта поехал в свой московский институт, чтобы провести первые тесты и подтвердить свои предположения. Он оказался прав: масса включений в образце превышала норму в четыре раза. Извлечь включения не представляло труда. И через несколько дней в руках Комарова была капсула очищенного от всех примесей вещества. Восемь сантиметров в длину, двенадцать миллиметров в ширину и ровно двести восемнадцать граммов весом. Плотность вещества составляла 25 г/см 3. Даже осмий, самый тяжелый из известных на сегодняшний день металлов, был легче. Радиологические исследования показали, что вещество абсолютно непроницаемо для жесткого излучения. Столь же бесполезной оказалась и спектрометрия. Капсула вообще не реагировала на физические воздействия. Больше всего удивился Комаров, когда попытался расплавить полученное вещество. Ему не удалось нагреть его выше 25 градусов по шкале Цельсия. Оно поглощало энергию без малейших последствий. Позже Кравитц повторил опыт своего друга, воздействуя на вещество плазмой при температуре 2 000 000 000 градусов. И с тем же результатом. Вещество не поддавалось алмазным сверлам и высокому давлению. В конце концов Сергей пришел к выводу, что возможности его лаборатории исчерпаны.