Лариса Чурбанова - Пурпурное Древо Порфирия

На днях Бербияк-хатун родила рыжему Бориславу крепкого горластого сынишку. Боярину так и не выпало потетешкать своего единственного долгожданного внучка- дитя увидело свет уже после бегства семейства в обитель. От этого Шкирняк ярился еще больше и был готов даже взять штурмом оплот ненавистного чужеземного бога. Хорошо хоть не подрастерял все же последнего умишка- сообразил, что и монастырь так просто наскоком не возьмешь, и с мечтами о княжении тогда уж точно распроститься придется. Вот и лютовал боярин под стенами обители, от души понося отца настоятеля, которого считал он зачинщиком всей этой суеты.

- Кем ты тут самоглавным ставлен? Кем объявлен? - злобствовал Шкирняк. - Всем известно, как ты с оборотнем дружился! Спереди ряса, сзади шкура волчья! Душа твоя лиходейная как гнойник смердящий. Всю нечисть к себе в пустыньку сволок, чаровник заморский!

Это боярин поминал драконицу Иветту, привезенную князем Ольгердом из дреговичских болот. Видимо, много лет назад старец Порфирий поставил свой монастырь в очень удачном месте, прямо таки способствующем деторождению. Почти сразу по прибытию Иветта отложила немаленькое яичко, из которого в последствии в положенный срок вылупился дракончик. Сначала он был до смешного беспомощен и неуклюж. Трепетная зеленая мамаша глаз с него не спускала, можно сказать, пылинки сдувала. В монастырском подворье то и дело раздавалось ее гневное шипение: все ей казалось, что любопытные чернецы чересчур близко подходят к малышу. Со временем к новым обитателям Христова дома все привыкли. Драконица нарекла сынишку Яцеком. Подрастая, малыш начал причинять монахам определенные неудобства: то сарайчик с сеном подпалит, то огород потравит, в поисках сладкой желтой брюквы, до которой он был большой охотник. Братия жаловалась, но поделать ничего не могла- проказливый Яцек был любимцем отца настоятеля.

Спускаясь со стены, Домогара неожиданно столкнулась с молодым Бориславом. Рыжий юноша таился у лестницы, изо всех сил стараясь уловить, о чем шел разговор. На молодого дружинника было жалко смотреть, так исхудал и почернел он за все это время.

- Не держи на него сердца, матушка Домогара! - бросился он в ноги княгине, рукой касаясь подола ее платья.

- И с какой-такой радости я должна быть снисходительной к этому поганцу? - не на шутку разъярилась женщина. Надо признать, что Борислав выбрал совершенно не подходящий момент для разговора. Домогара чуть меньше часа выслушивала завывания Шкирняка и под конец завелась настолько, что готова была выплеснуть ему на голову ароматное содержимое ночной вазы. Она бы так и поступила- княгиня привыкла все свои начинания доводить до конца, да удержал ее Порфирий. "Мол, невместно самой мараться", и все такое прочее! "Ну и что, что не по чину, зато удовольствия сколько, "- мечтательно думала Домогара, стискивая сильные кулаки.

Только Борислав был упрям не менее чем его пресветлая госпожа.

- Не по-злобе он всю эту кашу заварил, - настойчиво твердил он, опустив по-девичьи пушистые очи в пол.

Вот уж этого заявления княгиня не выдержала. Боевито уперев руки в боки, она начала наступать на коленопреклоненного юношу.

- Не по-злобе?! - негодующе закричала она, совершенно не заботясь о том, что слышать ее могут не только за пределами монастыря. - А какого ляду, по доброте душевной, что ли?

Разъяренная Домогара представляла собой довольно устрашающую картинку: раскрасневшиеся пухлые щеки, выпученные темные глаза метали молнии- жуть, а не женщина! Но Борислав упорно стоял на своем и с колен не поднимался.

- Он за веру старую, прадедовскую, - скороговоркой пытался пояснить он, пока гневная княгиня не затоптала до смерти. - Деды наши на земле славянской с изначальных веков сидели. Вот папаня считал, что и ответ держать нам, с нас спрос набольший.

Подоспевший на вопли Домогары отец-настоятель с ходу вступил в дискуссию:

- Верно все, будет с него спрос, - бубнил он в бороду, оттаскивая молодого человека от княгини, ловко вклиниваясь между ними. И, утянув рыжего воина на безопасное расстояние, продолжил: - Ты вот и той и другой вере не чужд. Вот и растолкуй мне, голубь сизокрылый... Разница-то в чем меж Родом и богом христианским? Так ли уж велика она?

И пока молодой человек хлопал глазами, доходя до сути вопроса, принялся дальше развивать свою мысль:

- Пойми ты, Борислав! Не суть важно, каким именем ты будешь называть бога. Он все равно знает, что ты к нему обращаешься. Главное, чтобы был он богом света и добра, остальное суета, придумки людские. И вражду в человеках пробуждать, прикрываясь именем божьим- грех и грех великий. Не доброе это дело, но диавольское, черное.

Порфирий и дальше продолжал бы свои поучения- видно было, что взгромоздился он на своего любимого конька, да помешала Домогара. Не взирая на богословские дискуссии, она продолжала подбираться к Бориславу, и в глазах ее горело отнюдь не христианское смирение. Старец заметил обходные маневры княгини и принял решение действовать незамедлительно. Он рывком поставил молодого человека на ноги и легонько толкнул в спину, беги, мол. На прощание шепнул, однако:

- Про то, что сказывал тебе я, подумай. А поговорим после. Ступай с богом.

Дважды повторять не пришлось, понятливого славянина в одно мгновение как ветром сдуло. А настоятель, не давая княгине опомнится, уже влек ее под руку в сторону монастырских хором. По дороге все же постарался вразумить Домогару, и гнев ее утишить:

- Ну, почто ты на мальца взъелась? - уговаривал Порфирий княгиню тихим голосом. Так он всегда разговаривал с потерявшими разум от злости прихожанами. Хочешь не хочешь, приходится прислушиваться, чтобы понять, о чем там собеседник толкует. Сначала уши навостришь, потом и ум проснется. Так и с Домогарой вышло. Не успела она до монастырских келий скорым шагом добраться, как начала заподумываться: "И в самом деле, чего это я? Чем таким мне Борислав не угодил? Из дома родительского за мной, горемычной, непонятно на какую долю потянулся, жену на сносях не пожалел, а я все туда же. Чай, не виноват, мальчишка, не ответчик он за отца своего. Ему, поди, как нелегко было решиться супротив тятиной воли идти, а тут я еще змеей подколодной...."

Словом, по прошествии малого времени княгиня уж сама готова была бежать за рыжим мальчишкой, извиняться. Отец- настоятель, однако, настойчиво отговорил ее и от этого:

- Погоди, госпожа, успеешь еще, наговоритесь. Сейчас дело делать нужно. Претич вести недобрые принес.

Войдя в келью Домогара увидела там целый военный совет. За столом, накрытым ради важных гостей шелковой скатеркой, восседал бородатый зверовидный воевода и еще двое воев с ним. У одного из них вид был и вовсе растерзанный: продранная кольчуга и наскоро примотанная чистой ветошкой пораненная рука.