Альберт Дебейер - Иные миры. Будущее возможно...

Шары также падали вниз с ужасающей быстротой. Нижний – один из трех – лопнул под давлением воздуха, но два других удержались и падали по направлению, которое вполне совпадало с расчетами Ганса Гардта.

Шары спускались последние сотни метров плавно, подобно мыльным пузырям, ударились в воду, нырнули на два метра в воду и появились снова на поверхности. Они плавали, как пробка, по волнам океана. Гигантские шары прыгали по ветру, пока не промокли насквозь и не осталась лежать на воде в виде огромных желтых пузырей.

Таким образом вернулись путешественники из далеких миров на родину. Кроме своей жизни, они ничего не спасли.

Великолепно оборудованный итальянский пароход «Клеопатра» шел из Рио-де-Жанейро к Канарским островам. Он прошел двадцатый градус широты, когда из наблюдательного поста сообщили: «Виден аэроплан».

Встречи с пароходами или аэропланами были довольно частым явлением, но скучающие пассажиры рады были всякому незначительному происшествию, которое нарушало монотонность и скуку пароходной жизни. Были вынуты бинокли, и сотни глаз устремились на северо-восток, где высоко над горизонтом показалась какая-то темная точка.

Капитан на своем мостке не отводил глаз от подзорной трубы.

– Почтовый аэроплан Азорской линии? – вопросительно сказал один из рулевых.

– Не думаю, курс не совпадает. Позовите немедленно радиста.

Тот сразу же явился.

– Что было в той странной радиограмме, которую мы вчера получили?

Радист вытащил из кармана бумажку и прочел ее: «Всем находящимся в пути пароходам! В течение ближайших сорока восьми часов ожидается возвращение немецкой ракеты „Виланд“ с Луны. Неизвестно, в каком именно месте земного шара ракета спустится, поэтому все курсирующие пароходы должны установить самое тщательное наблюдение и немедленно явиться на помощь ракете, едва она окажется в поле зрения.

Международное пароходное управление лиги наций».

– Странная история, – пробормотал старый моряк, который не был уверен в том, что радиограмма не является мистификацией. – Пассажиры знают об этом?

– Нет, капитан.

– Ладно, сохраните в строгой тайне, – приказал капитан. – Если это любопытное стадо узнает о телеграмме, – сказал он, сделав презрительный жест по адресу пассажиров, – они начнут штурмовать капитанский мостик.

В эту минуту толпа на палубе заволновалась. Все закричали и побежали в разные стороны.

– Несчастье! Взрыв!

И руки потянулись к небу.

От темной точки оторвалось беловатое облачко.

– Совершенно невероятно, – сказал про себя капитан. – Это, безусловно, они! – и он распорядился немедленно приготовить моторные лодки.

Темная точка, в которой пассажиры признали сгоревший аэроплан, быстро исчезла за горизонтом. Светлое облачко спускалось медленнее и в течение некоторого времени оставалось видимым на вечернем небе, а затем и оно достигло поверхности воды и сразу же исчезло.

Пароход немедленно остановился. Две моторные лодки устремились к северо-востоку, по направлению к месту катастрофы, и быстро исчезли из поля зрения пассажиров парохода, который теперь медленно двинулся вслед за лодками.

Капитан и офицеры не могли спастись от натиска любопытных пассажиров, и моряки были несказанно рады, когда через час вернулись моторные лодки, отвлекшие все внимание пассажиров.

Первым вступил на лестницу Ганс Гардт. Тяжело, опустив голову, он медленно поднялся наверх. За ним следовал Алекс, потом Томми Бигхед, а замыкал шествие Андерль. Отвыкшие от земного притяжения, они с трудом несли тяжесть своего тела и едва удерживались на ногах.

Осмотревшись, они заметили перед собой множество людей, не отрывавших от них любопытных глаз. Особенное внимание вызвали кожаные брюки Андерля.

– Это, наверное, немцы или австрийцы, – сказала какая-то худощавая путешественница своему соседу-американцу, но тот не ответил ей. Он смотрел, как на привидение, на Томми Бигхеда, который локтями прочищал себе дорогу сквозь толпу пассажиров.

– Томми, Томми Бигхед! – воскликнул он. – Неужели вы? Возможно ли?!

Репортер обернулся, и на его усталом лице показалась слабая улыбка, когда он узнал своего знакомого из Детройта.

– Олл райт, – ответил Томми. – Хотите заключить пари, что это действительно я?

– Но как вы попали сюда?

Томми показал рукой на небо и, таинственно улыбаясь, сказал:

– С Луны.

Этот ответ вызвал страшный шум среди пассажиров, но американец стоял, словно пораженный громом.

– Что-о-о-о-о-о? – воскликнул он и от удивления не мог закрыть рта.

По-видимому, у него в эту минуту произошел вывих челюсти, ибо он продолжал стоять с открытым ртом даже тогда, когда «Клеопатра» давно уже пустилась в путь, унося лунных путешественников на родину.

Часы пробили, и их серебристый звон послужил мне сигналом к отлету. В одно мгновение машина отделилась от Земли и взвилась в пространство. Наклонившись вперед, я смотрел в ночное небо. Было облачно. В просветах между туч там и сям выглядывали звезды, среди которых я быстро нашел Марс, цель моих странствований. Прямо над моей головой огромная комета горела на темной лазури, словно гигантский факел. Далеко внизу расстилался темный лабиринт лондонских улиц, еле освещенных желтоватым мерцанием фонарей. Я различил мощную громаду собора Св. Павла и серебристую ленту Темзы.

Огни становились все бледнее и бледнее, словно заволакивались туманом. Кругом царило гробовое молчание. Все звуки Земли умерли. Я поднимался выше и выше, приближаясь к Луне, на которой четко различал очертания гор. В пространстве бушевал холодный ветер, но мне было тепло: костюм, сделанный из удивительного состава, изобретенного Найтингелем, великолепно предохранял меня от стужи.

Вскоре я услыхал отдаленное глухое жужжание, постепенно все усиливающееся и перешедшее, наконец, в оглушительный гул: ко мне приближался воздушный корабль. Могучий порыв ветра... Грохот машин... Из мрака надо мной выплыл воздушный гигант, защищенный бесчисленными огнями и похожий на огромную рождественскую елку. Одно мгновенье мне казалось, что я слышу гул человеческих голосов... Может быть, кричали мне. Затем звуки стали стихать, и воздушный корабль канул в черные пучины ночи.

Снова стало тихо. Последнее звено, соединявшее меня с Землей, с людьми, было порвано.

Вскоре я поднялся настолько высоко, что лицо мое стало замерзать, и я начал задыхаться. Пора залезать в раковину, решил я. В один миг я надвинул на голову шлем и оказался герметически закупоренным.

Полет продолжался. Было так тихо, что малейший шорох прозвучал бы здесь, как пушечный выстрел. Никогда в жизни я не испытывал такого гнетущего одиночества. Даже в одиночной камере тюрьмы узник не чувствует такой отрезанности от мира.