Ярослав Веров - Бозон Хиггса

Мы берем грубый камень и наполняем его смыслом при помощи нехитрых приспособлений. Мы собираем из разрозненных слов мудрые стихи и прекрасные песни. Из злаков — делаем хлеб, из дерева — возводим дома. Человек изменяет все, до чего способен дотянуться. А как насчет нас самих? Достаточно вспомнить эллинские мифы о кентаврах и сатирах, сиренах и нереидах — существах, совместивших человеческие и животные признаки. Подобные истории в том или ином варианте присутствуют у любого народа. Отождествление себя с животными, стремление приобрести качества, присущие другим видам, свидетельствует о неукротимом желании хомо к преображению собственной природы.

Наряду с культурными опытами люди постоянно стремились отыскать в самотрансформации и чисто практическую пользу. Большинство древних цивилизаций может похвастать обособленными группами граждан, обладающими исключительными психологическими установками и физическими параметрами. Эти полезные отличия достигались благодаря хирургическим операциям, регулярным тренировкам и даже селекции. Властители государства Спарта вели сознательный отбор граждан, воспринимая целый народ как механизм по выведению идеальных воинов. Японские синоби обладали фантастическими возможностями в области шпионажа. И что бы делали правители древности без широко распространенного института евнухов? Существуют и более безобидные «забавы», связанные с эстетической потребностью совершенствования собственного тела: от древнего искусства татуировки до культурных обычаев народов Африки по вживлению под кожу орнаментов из камней. Можно также вспомнить некротические опыты древних египтян с их изощренными ритуалами по изменению человеческого тела, способствующими правильной инициации умершего в загробном мире.

Сегодня наука может подтвердить то, что наши предки воспринимали интуитивно. Тяга к физиологическим эволюциям лежит в основе самой человеческой природы. Неслучайно эмбрион в утробе матери проходит разнообразные стадии: от простейшего одноклеточного через хвостато-жаберную фазу к зародышу.

Достичь существенных успехов в осознанном физическом преображении нам мешало и по-прежнему мешает несовершенство технологий и ряд религиозно-этических догматов, принятых большей частью социума.

Тем не менее, стремительное развитие мировой научной мысли, воплощенное в многочисленных изобретениях и проектах, создает возможность в ближайшем будущем подойти к незримой черте, за которой мифы становятся реальностью. В этой связи вполне симптоматичными выглядят попытки писателей-фантастов осмыслить происходящие и предвосхитить в литературной форме если не технические характеристики, то хотя бы тенденции и образы, настроение надвигающихся перемен.

Заглавная повесть сборника от Игоря Минакова и Ярослава Верова с легким романтическим названием «Cygnus Dei» переносит читателей в отдаленное и отнюдь не светлое будущее. Знакомый многим российским туристам Крымский полуостров превращается в подобие заброшенного и смертельно опасного полигона, заполненного немирными продуктами генных экспериментов. «.. .Алушты не было. Внизу расстилались буйные джунгли, из которых редкими клыками торчали развалины каких-то сооружений». Героям повести приходится не только противостоять агрессивной внешней среде, но и следовать указаниям загадочного зова в поисках новых товарищей по несчастью. Эта история — своего рода ловушка для любителей приключенческой фантастики, не готовых к изощренным научным обоснованиям. Привычный экшен неожиданно приобретает форму экзистенции с ярко выраженным научно-фантастическим уклоном. Повесть Верова-Минакова — синтез образа, включающего в себя ряд традиционных футуристических схем (глобальная катастрофа, био-модификации, развитие технологий) и оригинальной идеи, также вырастающей из существующих фантастических допущений и научных гипотез. Для сборника в целом «Cygnus Dei» выполняет ту же роль, что и Пушкинское «У Лукоморья…» для «Руслана и Людмилы». Помогает читателю поймать нужную «волну».

Повесть известного популяризатора отечественной космонавтики Антона Первушина «Вертячки, помадки, чушики», печальная история-предупреждение о странном пришельце из космоса, обращает внимание читателя на хрупкость привычных для наших современников морально-этических установок и социальных норм перед диктатурой будущего. Первым к этой проблеме обратился еще Герберт Уэллс в знаменитой «Машине времени». Причудливая и страшная картина разделения человеческой расы на беспомощных потребленцев элоев и отвратительных обитателей подземелий — морлоков задает широкий диапазон для спекуляций на тему образа человека в будущем. Естественный страх людей перед нарушением привычного порядка вещей создает известное неравенство между оптимистическими текстами, расписывающими преимущества будущих преобразований, и мрачными пророчествами о грядущих бедах — следствии человеческой самонадеянности.

Та же самая уэллсовская «магистраль» прослеживается в совершенно иной по настроению, чем произведение Первушина, повести Натальи Лесковой «Марсианин». Основным фантастическим допущением этого текста является технологическая инновация по усовершенствованию человеческого мозга посредством внедрения искусственной логической машины. Научная составляющая здесь несколько умаляется, и на передний план выходят необычные приключения группы подростков в странной посткатастрофической реальности. По духу это произведение напоминает рисованные фильмы в стиле аниме, часто скрывающие серьезный философский «подстрочник» за нарочитой пестротой художественных решений и адреналиновой динамикой сюжета: «…Реальность откровенно подтормаживала. Не лента бытия, а слайд-шоу. Как иначе объяснить, что столько событий могло в считанные секунды уместиться?»

Расширение возможностей сознания за счет кибернетических имплантов — тема не новая, но весьма востребованная, особенно на фоне последних научных разработок. Как правдиво сказал разумный клоп Говорун из незабвенной «Сказки о тройке» Аркадия и Бориса Стругацких: «…Вы уподобляетесь калеке, который хвастает своими костылями». В самом деле, использование человеком разнообразных вспомогательных технических средств создает опасность деградации собственных врожденных возможностей. Чем безупречнее костыль, тем слабее его носитель — конечно, не аксиома, но вполне вероятный сценарий, о котором нельзя забывать на пути к совершенству.