Гарднер Дозуа - Лучшее за год XXV/II: Научная фантастика. Космический боевик. Киберпанк

Какой очаровательный неоклассицизм, подумал Льюис, но, подключившись к краеведческой базе данных, с удивлением обнаружил, что это действительно церковь Святого Лаврентия, которую «восстановил и улучшил» самолично сэр Фрэнсис Дэшвуд.

Птицы по–прежнему пели. В осенних лугах тут и там виднелись скачущие зайцы и пушистые овечки и то и дело попадались веселые пастухи. Кусты шиповника пламенели алыми плодами. Когда впереди наконец появилось поместье, оно тоже казалось солнечным и мирным — огромный палладианский [31] Палладианский архитектурный стиль назван по имени итальянского архитектора Андреа Палладио (1508–1580). загородный дом из золотистого камня с белой отделкой.

Льюис внимательно просканировал окрестности в поисках подозрительных алтарей, камней, стоящих особняком, или хотя бы пары–тройки «ивовых людей». [32] «Ивовые люди» — по свидетельству Цезаря, огромные корзины из ивовых прутьев, куда в некоторых галльских племенах помещали предназначенных в жертву людей и затем сжигали. Ничего такого не нашлось. Не обнаружилось и черных псов, которые выглядывали бы из–за деревьев. Разве что престарелый мопс, ковылявший по своим делам, остановился познакомиться с Льюисом, когда тот вошел в парк и направился к дому по широкой красивой аллее. Песик вызывающе покашлял в сторону Льюиса, а затем потерял к нему интерес и направился прочь по волнам опавших листьев.

В конце аллеи Льюис увидел величественный портик, причем классическая колоннада смотрелась в этом пейзаже до странности уютно. В ней, у двери в дом, высился, словно гигантский садовый гном, гипсовый Вакх. Вакх тоже смотрелся уютно. Льюис нервно улыбнулся ему и постучал в дверь.

Дожидаясь, пока ему откроют, он огляделся и увидел панели с картинами на классические сюжеты, в том числе Вакха, венчающего Ариадну. Льюис, запрокинув голову и разинув рот, изучал картину, когда дверь резко отворилась. Льюис опустил взгляд и обнаружил, что его встречает пожилой джентльмен, одетый чересчур роскошно для дворецкого.

— Вы не почтальон, — заметил джентльмен.

— Нет, сэр. К вашим услугам, сэр! — Льюис снял шляпу и поклонился. — Льюис Оуэнс. Дома ли лорд ле Деспенсер?

— Он дома, — ответил джентльмен. — Оуэнс? Вы будете библиотекарем?

— Надеюсь стать, сэр, — произнес Льюис, переступая порог и протягивая рекомендательное письмо.

Джентльмен принял письмо и рассеянно махнул рукой, приглашая Льюиса в дом; а сам тем временем сломал печать и изучил содержание письма. Льюис проскользнул мимо и поставил саквояж на пол в великолепном холле.

Он просканировал дом, однако не смог обнаружить никаких потоков возмущения смертного духа — только низкий гул, словно жужжание хорошо налаженного улья, и обрывки мыслей, принадлежавших смертным: «…нужно наконец посадить герани… уже не так сильно болит, скоро мне станет лучше… он просил запеченного зайца, а ты взяла и истратила всю… тьфу, пропасть, как же вывести это жирное пятно?.. а неплохо было бы сейчас чашечку шоколаду… так вот, он вложил все деньги в ячмень, но только…»

Льюису всегда было необычайно интересно наблюдать драмы смертных, даже самые заурядные, поэтому он даже вздрогнул, когда джентльмен отвлек его от раздумий, без предупреждения заявив:

— Vilia miretur vulgus; mihi flavus Apollo…

— Pocula Castalia plena ministret aqua, [33] Манит пусть низкое чернь! А мне Аполлон белокурый / Пусть наливает полней чашу Кастальской струей! (Овидий. Любовные элегии, XV, 35–36. Пер. С. Шервинского). Эти строки служат эпиграфом к пьесе Шекспира «Венера и Адонис». — машинально продолжил Льюис.

Пожилой джентльмен улыбнулся:

— Вижу, ваш патрон в вас не ошибся. Приношу извинения, молодой человек; последний претендент, которого рассматривал сэр Фрэнсис, оказался некоторым образом самозванцем. Пол Уайтхед, [34] Пол Уайтхед (1710–1774) — английский поэт и публицист. сэр, к вашим услугам.

— Уайтхед, автор «Манер» и других прославленных сатир! — воскликнул Льюис и низко поклонился. — Ах, сэр, какая честь…

Тут вмешался дворецкий — он стремительно вошел в холл, поспешно поправляя галстук.

— Извините меня, мистер Уайтхед, простите… этот джентльмен — ваш друг?

— Весьма вероятно, — ответил мистер Уайтхед, глядя на гостя в изумлении. — Неужели вы и правда читали что–то мое? Боже мой, сэр! А я думал, меня все забыли.

Он набрал в грудь воздуха, чтобы засмеяться, но вместо этого закашлялся — резким, мучительным кашлем. Дворецкий подбежал поддержать его под локоть, но он поднял руку.

— Все хорошо. Не обращайте внимания, Джон. Идемте, мистер Оуэнс, сэр Фрэнсис будет счастлив вас видеть.

Он провел Льюиса по великолепным комнатам — все они были отделаны в несколько старомодном стиле итальянского Возрождения, к тому же в них оказалось больше статуй, чем требовал хороший вкус.

— Насколько я понимаю, библиотека находится в некотором беспорядке, — деликатно заметил Льюис.

— Пожалуй, ее стоило бы снабдить хорошим каталогом, — ответил мистер Уайтхед. — У нас до этого так и не дошли руки, а сейчас, когда сюда привезли столько книг из Медменема… [35] Медменем — городок, где находилось аббатство, в котором собиралось братство Дэшвуда. вообще говоря, библиотека в плачевном состоянии.

Льюис прочистил горло.

— Это то самое… гм… прославленное аббатство?

— Аббатство Святого Франциска Уайкомского. — Пожилой джентльмен закатил глаза. — А оно прославленное? Не удивляюсь. Для тайного общества у нас поразительно много болтунов. Сейчас они уже не слишком увлекаются распутством. Однако, как говорится: «Как горлица, я в молодые года, тра–ля–ля–ля, готова была целоваться всегда, тра–ля–ля–ля»… [36] Джон Гей. Опера нищего. Действие III, явление 6. Пер. П. Мелковой.

Они вышли из дома в просторный сад, где неоклассическая тема продолжилась — храмы, арки, еще больше статуй, столпившихся вокруг озера. Однако на переднем плане на лужайке был водружен небольшой и несколько шаткий шатер из розового шелка.

Когда они приблизились, Льюис услышал мужской голос:

— Я бы не стал так поступать, Фрэнсис. За это великий тюрк почти наверняка прикажет отрубить тебе левую руку.

— Фрэнсис плохой! — послышался детский голосок.

— Мне кажется, Фрэнсис, у тебя появился библиотекарь, — сказал мистер Уайтхед и провел Льюиса вокруг шатра ко входу.

Внутри на турецком ковре стояло блюдо со сладостями и нарезанными апельсинами и сидели два крошечных ребенка и немолодой мужчина. На мужчине были халат и тюрбан.

— Что? — спросил мужчина. — А. Прошу вас, извините меня, мы играем в арабов.

— Ничего–ничего, — заверил Льюис.

— Позвольте представить вам мистера Льюиса Оуэнса, сэр Фрэнсис, — произнес мистер Уайтхед не без некоторой иронии. — Мистер Оуэнс — лорд ле Деспенсер, сэр Фрэнсис Дэшвуд.