Юрий Бурносов - Революция 1. Японский городовой

Когда муж веpнулся домой около полуночи, совеpшенно пьяный, он заоpал: «Эй, жена, я дома! Есть что-нибудь поесть?».

«У меня есть, – сказал Гуду. – В доpоге меня захватил дождь, а твоя жена была так добpа, что пpедложила мне пеpеночевать здесь. Чтобы как-то отплатить за это, я купил вина и pыбы, так что можешь взять их».

Муж был в востоpге. Он сpазу выпил все вино и улегся на пол. Гуду сел возле него в медитации. Утpом, когда мужчина пpоснулся, он забыл все, что случилось ночью. «Кто ты? Откуда ты?» – спpосил он Гуду, котоpый все еще сидел в медитации.

«Я – Гуду из Киото, иду в Эдо», – ответил учитель.

Человеку стало очень стыдно. Он стал буpно извиняться пеpед учителем самого импеpатоpа. Гуду улыбнулся. «Все в твоей жизни изменчиво, – сказал он. – Жизнь коpотка. Если ты пpоведешь ее в игpе и пьянстве, ты не успеешь ничего достичь, и твоя семья из-за этого постpадает».

«Ты пpав, – пpизнал муж. – Смогу ли отплатить тебе хоть когда нибудь за это удивительное учение? Позволь мне пpоводить тебя и хоть немного понести твои вещи».

«Если хочешь», – согласился Гуду.

Вдвоем они отправились в путь. После того как они прошли три мили, Гуду предложил ему вернуться. «Позволь мне пройти еще пять миль», – стал просить Гуду человек. Они продолжили путь.

«Ты можешь вернуться сейчас», – сказал Гуду.

«Еще десять миль», – ответил человек. «Возвращайся сейчас», – сказал Гуду, когда и десять миль были пройдены.

«Я буду идти с тобой всю жизнь», – ответил человек.

Современные учителя взяли эту историю из жизни последователя Гуду. Его имя Мунан – «Человек, который никогда не вернулся».

– Ты хочешь, чтобы и я стал человеком, который никогда не вернулся? – спросил Цуда.

Старик тихонько, дребезжаще засмеялся, словно свинцовая дробь раскатилась по каменным плитам монастыря.

– Я не стану давать тебе советов, у тебя есть сверчок, помни о нем. Сверчок научит, покажет путь, поможет сделать выбор.

– А ты, господин? Мы еще встретимся с тобой?

– Я не знаю этого сам, самурай. Но что-то мне подсказывает, что встретимся, и не раз. А сейчас вернись к себе домой, собери вещи и поезжай в Нижний Новгород. Сверчок подсказал бы тебе и это, но зачем ждать от него то, что и так могу сказать тебе я. Удачи тебе, самурай. И помни о сверчке.

Старик ласково улыбнулся – или это лишь показалось Цуда в сумерках, – поднялся, помахал в воздухе рукой и быстро пошел в сторону городских огоньков. Бывший полицейский посидел еще немного, после чего поднялся и принялся шарить в кустах. Найдя выброшенный сверток, он вынул из него кружку и пряник, а остальное замотал в платок и закинул подальше.

– Мунан, – тихо произнес Цуда. – Человек, который никогда не вернулся…

Владимир Георгиевич Шухов внимательно смотрел на вершину башни, сложив ладонь козырьком, чтобы не мешало солнце. Рабочий заканчивал монтировать сложную деталь конструкции, и Шухов даже прищелкнул языком: до чего толковый малый!

Бесстрашно лазавший на тридцатисемиметровой высоте рабочий был монголом, и Шухов удивлялся, как быстро освоился степной житель. А он-то не хотел его брать!

Собственно, башня была готова, но по какой-то причине лопнули несколько клепок, и пришлось поспешно ее ремонтировать, благо вот-вот должен был прибыть государь.

А происходило дело на Всероссийской выставке в Нижнем Новгороде спустя пару месяцев после катастрофы на Ходынском поле. Владимир Георгиевич даже опасался, что в связи с такими печальными событиями выставку – а она открывалась в мае, через несколько дней после трехсотлетнего юбилея дома Романовых, – отменят, но нет. Да и отменять ее было бы нелепо: к открытию выставки в Нижнем Новгороде был пущен первый в России электрический трамвай, фуникулеры, отстроили драматический театр, окружной суд, биржу… Куда ж это все, спрашивается?

Сам Шухов представлял первую в мире гиперболоидную сетчатую башню [7] Одна из шуховских башен и сейчас располагается в Москве на улице Шаболовка, оттуда много лет велись радио- и телетрансляции. Признана международными экспертами одним из высших достижений инженерного искусства, однако до сих пор ни разу не реставрировалась и первые же в мире стальные сетчатые висячие перекрытия-оболочки, включая уникальную ротонду. Да и вообще здесь показывали множество интересностей, и в том числе первый в мире грозоотметчик конструкции Попова и первый русский автомобиль конструкции Яковлева и Фрезе… Но Владимира Георгиевича более всего волновала башня.

Рабочий ловко спустился по металлической паутинке и подбежал к Шухову.

– Все хоросо, господина, – сказал он, кланяясь. – Все подерар.

Видимо, русскому языку монгола учил какой-то японец, потому что он постоянно вставлял «р» вместо «л», как обычно японцы и делают.

– Молодец, Жадамба, – похвалил инженер. – Быстро справился. Не страшно там, наверху?

– Зачем страшно? Не страшно.

– Держи, – Шухов сунул рабочему несколько серебряных монет, которые тот с благодарностью принял. – Скоро сам государь-император придет смотреть твою работу!

– Русика царика хоросо! – закивал монгол, улыбаясь.

«Русика царика» появился довольно скоро, и, чему Шухов был рад, уделил внимание его постройке. Свита осталась чуть в стороне, а император с супругой Александрой Федоровной подошел к подножию башни, где стоял сам Шухов. Инженер обратил внимание, что лицо императора было усталым, а глаза – пустыми. Зато у императрицы они горели нездоровым блеском, и Шухов подумал, что это, должно быть, весьма опасная женщина. Он старался не вникать в слухи и сплетни о бывшей гессенской принцессе, но знал, что многие отзываются о ней далеко не лучшим образом.

– Разрешите приветствовать, ваше величество, – поклонился инженер. – Шухов, к вашим услугам.

– Шухов?! – царь наморщил лоб. – Шухов, Шухов… Фирма «Бари», не так ли? Железнодорожные мосты, потом вы в Верхних торговых рядах еще что-то этакое сочинили…

– Все верно, ваше величество, – отвечал Шухов, несколько обиженный словами «что-то этакое сочинили». «Что-то этакое» было уникальными арочными конструкциями, несущими стеклянные своды.

– Идем отсюда, Ники. Это же неинтересно, – с жестким акцентом сказала императрица, дергая Николая за рукав. Тот покачал головой и спросил:

– А что же тут у вас за Вавилонская башня?

– Извольте видеть, ваше величество, не Вавилонская, а водонапорная. Вот наверху и бак вместимостью сто четырнадцать тысяч литров, служит ныне для снабжения водой всей территории выставки. На баке – площадка для обозрения, если угодно, можно подняться на нее по винтовой лестнице внутри башни.

– Это неинтересно, Ники, – сказала императрица. – Идем дальше.