Михаил Савеличев - Догма кровоточащих душ

Громадная рука распахнула плащ колосса, и в разверстой груди, в мешанине ужасных ран, в сплетении рванных мышц, аорт, в обрамлении желтых вкраплений искрошенных ребер помещалось сердце, сделанное, собранное из грубо заклепанных стальных листов, с множеством проводов, расходящихся по телу Итиро. Каждый глухой удар рождал вспышку молнии, и синяя река электричества растекалась вдоль проводников, гальванизируя изуродованное тело.

- Ужасно, - прошептала Никки-химэ, проводя кончиками пальцев по стальному сердцу. - Ужасно...

- Механическая и электрическая вселенная не так плоха, как мы до сих пор думали, - сказал принц. - Мир без конца и предела, без формы и охвата...

- Ужасно...

- Мир, нигде не кончающийся и пребывающий в абсолютной тьме межзвездных пространств...

- Ужасно...

- Мир, в котором пребывает вечно неизменная температура абсолютного нуля...

- Ужасно...

- Мир состоящий из мельчайших атомов, различных между собою лишь в количественном отношении и вечно двигающихся по точнейшим и абсолютнейшим законам, создавая нерушимую и железную скованность вечного и неумолимого механизма. Разве это не то, что мы хотели? Это ли не разумная альтернатива тому, над чем даже мы не властны?

Никки-химэ закрыла лицо и зарыдала. Плечи ее тряслись, и Принц нежно прижал Принцессу к себе.

- Мы - враги, сестра. Непримиримые враги, как может быть непримиримо то, что составляет единое целое. Сделаем то, что мы должны сделать...

- Я люблю вас, брат, - сказала сквозь слезы Никки-химэ.

Итиро покачал головой:

- В нашем мире, воздвигнутом на крови, нет никакой любви, сестра. Никакой.

2

Сквозь открытую занавесь свет фонаря падает на лицо, выделяя, высвечивая только половинку его, нечеткий карандашный набросок широко раскрытых глаз, вздернутого носика, коротко остриженной челки. Рука с длинными пальцами прижимает к уху крохотную коробочку телефона, полные губы слегка шевелятся.

- Да, папа.

- Все хорошо, папа.

- У меня появились друзья, папа.

- Не беспокойся за меня, папа.

Каждый ответ - новая слезинка, набухающая, набирающая вес в уголке глаза, сползающая по мосту длинных ресниц на гладкую кожу щеки, чтобы затем скатиться на подушку, превратиться в крохотное влажное пятнышко.

Свободная рука комкает одеяло, сжимает его так, что белеют костяшки пальцев.

- Нет, ты меня не разбудил...

- Все равно, уже надо вставать...

- Меня еще не вызывали отвечать...

- Спасибо, папа.

А на другом конце эфемерной нити горит свет. Человек сидит в ярко освещенной комнате, перед экраном "нави", смотрит на полки, где расселись многочисленные мягкие игрушки с даже не отрезанными ценниками. Они словно зверята, помеченные егерской штриховой кодировкой.

Рядом с безвольно лежащей рукой, из под пергаментной кожи которой проступают толстые жилы вен, дымится чашка с кофе, еще дальше стоит блюдце с тлеющей ароматической палочкой.

То, что человек говорит в телефон, не совпадает с тем, что он думает. Как будто кто-то возвел дом с тайным вторым этажом и загадочными созданиями, которые тихо, незаметно, осторожно вкрадываются в жизнь обычных людей с первого этажа.

- Я тебя не разбудил, дочка?

Ты должен был сделать контрольный звонок! Именно в это время, строго по расписанию.

- Нет, я позвонил слишком рано, но я беспокоюсь за тебя.

Твоя обязанность - беспокоиться за нее. Ведь именно ты определен ей в отцы. Ближе у нее никого нет. Пока.

- Как твои успехи в школе? Получила какие-нибудь оценки?

Она должны чувствовать себя обычной девочкой. Обычным подростком. Школа, подружки, мальчики, книги. Все как у людей.

- Удачи тебе, дочка.

Не слишком ли ты заботлив? У тебя роль странноватого, забывчивого, ужасно занятого отца, который волей судьбы оказался единственным опекуном девочки-подростка. Вас соединяют какие-то ниточки взаимной симпатии, но в целом ваши миры очень редко пересекаются.

Человек повертел в руках ароматическую палочку и загасил ее в чашке с кофе. Проклятая работа. Проклятые испытания.

Девочка тем временем смотрит на ярко-голубой экранчик телефона. "До свидания! До свидания!" - бежит темная надпись, собранная из крохотных квадратиков. Она прижимает телефон к груди и поворачивает голову.

Ее подруга не спит. Она подложила под щеку ладонь и разглядывает на девочку. Ее мысли живут в трехэтажном доме. Открытый этаж, этаж для всех, этаж для друзей, для врагов, для учителей, для случайных знакомых. Второй этаж имеет отношение к ее скрытой жизни, полной неприятных, жутких тайн. Третий этаж - этаж молчания и тьмы. Истинное предназначение его неизвестно даже ей самой, но она порой чувствует, что когда-то и он озарится ярким светом сознания, и тогда... И тогда она перестанет существовать.

- Отец? - спрашивает она у беззвучно плачущей девочки.

Девочка молчит, но все ясно и так.

- Первые дни - самые трудные.

- Каждый день для меня - первый, - улыбается девочка. Откидывает одеяло и отодвигается, прижимается к стене, освобождая место. - Иди ко мне.

Подруга выскальзывает из под своего одеяла и перебирается к ней.

- Так лучше? - спрашивает она. Ей самой не совсем удобно. Она ощущает какую-то неловкость от того, что делает нечто запретное.

- Лучше, - говорит девочка и прижимается к ее предплечью горячим лбом. - Мне приснился страшный сон.

- Сны на новом месте - вещие, - улыбается подруга. - Тебе должен был присниться суженный. Жених.

- Нет. Там не было живых людей. Мне приснилось, что я оказалась на поле страшной битвы, сплошь покрытом мертвыми телами... Словно битва закончилась очень и очень давно, но никто так и не похоронил всех этих людей. Я стояла там и... и не могла сделать и шага...

- Почему?

- Потому что тогда пришлось бы наступить на чье-то мертвое лицо, мертвое тело, руку, ладонь... Там все так перемешалось... Но мне надо куда-то идти, очень надо... Я чувствую приближение чего-то жуткого, страшного, непонятного... Я должна шагнуть и... и не могу... Меня зовут, а я стою. Просто стою среди мертвецов, единственная живая...

- Мрачный сон, - говорит подруга только для того, чтобы что-то сказать. - Знаешь, мне тоже иногда снится странный сон. Обычно я их не запоминаю, но этот... он приходит тогда, когда я почти забыла о нем, как будто напоминает, как будто не хочет, чтобы я его забыла.

- И о чем он? - шепчет девочка. Она не уверена, что хочет узнать еще одну страшную историю, но ведь подруга выслушала ее. Ей самой немного полегчала, когда она рассказала сон. Точнее, попыталась рассказать, потому что сны невозможно рассказать. Они всегда ускользают в чем-то главном, что-то теряется в них при переложении на слова, бледнеет, становится смешным и скучным.

- Мне снится, что я должна убить человека, - говорит подруга.