Михаил Савеличев - Червь времени (Подробности жизни Ярослава Клишторного)

То, что сейчас прозвенит звонок, он догадался, увидев промчавшуюся мимо Катьку. Слава прижался к стенке коридора и вовремя - туча Катькиных одноклассников сметала на своем пути все препятствия. В сине-коричневой волне мелькали непропорционально большие руки и ноги, всплывали отплевывающиеся головы. Тонущие пытались преодолеть первобытный и непосредственный напор изголодавшихся детей, но их подминали, давили, вздымали на гребень и вновь топили. Лица второклассников были красными от бега, рты напоминали лопнувшие гороховые стручки, глаза разве что не выкатывались из глазниц. Во всем этом было не столько детской игривости, сколько действительного стремления оттолкнуть, перегнать, сбить, одержать победу.

Слава в смятении подыскивал более безопасное место, так как гладкая стена не давала никаких шансов противостоять надвигающемуся ластику. Ногти нервно царапали краску, сердце захлебывалось от адреналина. Но тут произошло чудо. Просто чудо, даже без всякой внешней причины. В метре от него толпа остановилась, замерла и оказалось, что весь класс стоит чинно по парам - мальчик с девочкой, а всю суматоху создают затесавшиеся в их рядах трое недорослей, кажется из седьмого класса, и одна техничка в красном ситцевом халате и со шваброй в обнимку. Четверо чужаков не сразу осознали собственное спасение. Они, словно в игре "Море волнуется", замерли между парами в нелепых позах, символизирующих борьбу разума со стихией, поводили глазами и громко дышали. Наконец кряхтя выбрались на волю и по-крабьи - бочком, спиной, не спуская глаз с опасности, - разбрелись.

- Салют, компаньерос! - поднял Слава кулак.

- Но пасаран, - слабовато и вразнобой отозвались октябрята.

Продвигаясь к столовой, Слава чувствовал спиной нарастающее позади него напряжение, точно там ревел, взбрыкивался стоящий на старте тяжелый грузовик перед последним броском к Даккару. Его просто физически подталкивали в спину и он ускорял шаг, а по лестнице, ведущей вниз, даже пробежался трусцой. Звонок застал его вне пределов опасной зоны - за железной стойкой буфета, где мгновенно и непостижимым образом материализовалась очередь, уходящая концом в глубину зала.

Столики большей частью оставались свободными и Слава выбрал стоящий прямо под амбразурой полуподвального окна, слабо резонирующего в такт дождя. Тут тоже не смогли обойтись без нарезанных из мелованной бумаги крохотных салфеток в глиняном стакане и серо-зеленой салфетки под ним. Это странно контрастировало с белым в серых насечках пластиком стола и сверкающей никелированной окантовкой. Вещи принадлежали двум различным мирам и уживались здесь только в данном конкретном месте и часе. Прислоняясь одной стороной к пенящейся штукатурке, стол был рассчитан на троих, и Славе это подходило. Сначала он сел сбоку, так что перед ним открывался вид на быстро заполняющийся зал, но потом решил занять главенствующее положение над суверенной территорией и пересел.

Так было лучше. Суета осталась за спиной, перемешанная с солнцем непогода разнообразила стену. Выдернув из стаканчика салфетку, Слава повертел ее, внимательно осмотрел неровно обрезанные края, поковырял безуспешно краем под ногтями и стал складывать пополам, еще пополам, еще.

Шум нарастал. Глухо стукалась дешевая посуда, шаркали ноги, двигались стулья и, если бы не смех, то можно было ощутить себя в самой обычной рабочей столовой. Пахло тоже вкуснее. Супы с мясом, не разваренные каши, компоты с настоящими фруктами, ваниль пирожных, запах выдыхающейся в стаканах газировки, пережаренные пончики.

Его хлопали по плечам, дули в уши, что-то говорили, расплывающееся запахом еды, растворяющееся в атмосфере общего утоления голода. Втянув голову в плечи, не соизволив придать лицу общественно доступное выражение, Слава рассматривал ладони. Линии растрескали руки, они были здесь, придавали коже индивидуальность и значимость, глаза видели в них судьбу и любовь, но не более. Отметины хватательного рефлекса. Тут тоже ложь. Наверное, это редкость встречать ее вот так - лицом к лицу. Не какую-нибудь там бытовуху или детские фантазии, а такую, в которую, вроде, и не веришь, но порой думаешь - а почему бы и нет? Ну, наподобие - с новым годом, с новым счастьем, или - о вас думает трефовая королева, или - от судьбы не уйдешь.

Ну что, судьба? Разве не ушел я от тебя? Ты осталась где-то там, а я вот здесь. Согласен, в некоторой и очень небольшой степени без тебя грустно, даже, можно в полголоса и только здесь сознаться, - страшновато. Но, зато, нет ощущения беспомощности, одуряющей потери сил перед непогодой, перед утром и вечером, перестаешь бояться времени, а главное - не ждешь от будущего лучшего. Время обманщик и твой сообщник, не так ли?

Честность, тоскливо осознал Слава. И ее тоже нет. Это еще хуже. Зачем привязываться к реальности? Дождь или снег? Лучше синева, холодная белизна облаков. Вот что никогда не надоедает. Вечность и скоротечность, эфемерность. С ними не поспорить, не потягаться. Они требовали уважения или такой же вечной унылости дождя. Спасение в чрезмерности, он понял давно.

Слава закрыл глаза и прижал ее ладонь к щеке. Эгоист. Я люблю в них себя, свое отражение, столь разное, что мне никогда не выбрать между ними. Где я лучше? В фас или профиль? Слева или справа? Надежный и верный друг или любовник? Страсть или родство?

Он взял ее ладонь и поцеловал. Кончик языка тронул шершавую и горьковатую кожу. Слава был тут нежен и улыбался. Идеал еще не расплылся, он оставался чистой идеей и, даже теперь можно было гадать о цвете ее трусиков. Его большой палец погладил Оксанино запястье. Сердце билось неспокойно. И почему тебя так зовут?

Света прибавилось и он, щурясь, повернулся к Оксане. Она, как всегда, выглядела немного смущенной. Четко очерченные полноватые губы дрожали, выбирая приличествующее выражение - слегка виноватую улыбку или спокойную неподвижность. Глаза прислушивались к телу, прямые ресницы прикрывали их плотной циновкой. Высокая, она к тому же очень прямо сидела на стуле, упершись ладошками в никелевую окантовку. Вот оно, решил Слава. Неустойчивое равновесие между "да" и "нет". Мгновенное сомнение уже после того, как все решено, но еще может быть переиграно. Поэтому ты их так и любишь - они непредсказуемы и умеют играть по своим правилам.

- А тебе хотелось иначе? - удивилась Марина. Дождливый сумрак заливал столовую, словно неуловимый дым, искажая предметы и звуки.

Слава прикоснулся пальцем к кончику носа - холодный. Начинать разговор не стоило. В конечном счете, можно устроить вот так, как здесь, сейчас.

- Ты очень ошибаешься, Славка, - сказала Марина и до него впервые дошел смысл выражения - "ядовитый ответ". Вот теперь и думай - в чем ошибаешься и, к тому же, - очень. Версии лениво шевелились на дне мыслей, как водоросли в ручье - нечто определенно зеленое, спутанное и бесконечное. Лезть туда, в холодную воду, не стоило.