Андрей Валерьев - Copy-Paste

– Я. Это.

Витька отвёл глаза, судорожно вздохнул и бросился в омут с головой.

– Прости меня, Катя. И… спасибо тебе.

Видавшая всякое в своей бурной и насыщенной жизни бизнес-леди Екатерина Андреевна застыла, открыв рот и широко распахнув глаза, и впервые не знала что сказать.

'Балбес'

Катя подошла и поцеловала Витю в колючую щёку.

– Даник, что думаешь?

– Да хрен их знает, Дим. Этот – вылитый птеродактиль. А тот – индеец какой-то. А вот этот – помесь.

– Угу. Лодку посмотрел?

– Спрашиваешь. Не круизный лайнер, но по сравнению с нашим плотиком – просто крейсер. И ещё – я ребят послал этих дебилов пособирать, а то разбежались кто куда.

– Дело, – Мельников принюхался и сморщился, – пусть закопают поглубже этих уродцев и как следуют Ержана и Филиппыча похоронят. Да и, – Сенсей показал на судно, – пусть голову похоронят и лодку, как следует, песочком и травой почистят. Воняет – спасу нет. Поставь наших ребят – пусть пинками их стимулируют. Хватит церемониться. Как отмоют – будем всех грузить на борт и уходить.

Данияр хмыкнул.

– На ужин и завтрак припасов с лодки хватит, а потом? Чем всю ораву кормить будем?

Дима промолчал, тяжело посмотрел на друга и пошёл, наконец, разговаривать с Виктором.

Егоров нашёлся под ближайшей пальмой. Нескладный тощий человек сидел, опёршись спиной о ствол дерева, смотрел на прибой и глупо улыбался. Подошедшего к нему Мельникова он, похоже, просто не заметил. Дима постоял с минуту, а потом кашлянул.

– Кхм. Не занято?

– А? А. Нет, конечно, нет. Садитесь.

Витя сначала пододвинулся, затем до него дошло, что он сидит не на скамейке в парке и на пляже полно места, и покраснел.

'Придурррок!'

Затем Витька ещё раз посмотрел на Диму-сана и… удивился.

'А чего это я к нему на 'вы'? Он же наверняка моложе меня'

Егоров согнал с лица улыбку и просто кивнул на место по соседству.

Они 'поговорили'. Витька молчал, слушая, как Мельников, разливаясь соловьём, поёт ему дифирамбы и хвалит его за храбрость, смелость и т.д. и т.п. и медленно зверел. Этот человек, который, вне всякого сомнения, был на порядок сильнее, чем сам Виктор, в эту самую минуту сидел рядом с ним и унижал его, может быть даже, не понимая этого.

Раньше Витя стерпел бы и не подал виду. Но не сейчас. Егоров не стал прерывать снисходительные 'похлопывания по плечу', мол, 'ничего, молодец, хвалю!' и не стал рассказывать историю про отца и деда, которая потащила его вперёд. Он просто встал и молча ушёл, прервав Сенсея на полуслове и оставив его сидеть на пляже с самым дурацким видом.

'Да кто ты, мать твою, такой, чтобы меня оценивать?'

Виктор Сергеевич Егоров, наконец, повзрослел.

На Большую землю большая часть обитателей малого острова перебралась уже к полудню, оставив за собой пустой лагерь и две аккуратные могилы. Ержана и деда. Налётчиков мужики закопали прямо на пляже, тщательно разровняв место, чтобы и следа от них не осталось.

Под навесом, где Ержан-ага хранил все поднятые Виктором вещи, их осталось всего трое. Сам Витя и Олег с Олей, которые теперь ни на шаг не отходили друг от друга, вызывая у Егорова чувство жгучей зависти. Ребята не устраивали романтической бредятины, а просто держались за руки. Слова им были не нужны.

Витька мысленно порадовался за хороших людей, которые, как он искренне надеялся, станут ему настоящими друзьями и с тоской посмотрел на пустынный берег, по которому Катя, взяв за руку сына, ушла вместе со всеми к проливу.

'Э-эх… хорошо, хоть не с мужем под ручку…'

Олег, отвлекая Ольгу от переживаний из-за гибели деда, заставлял её по второму разу сортировать добытые вещи. Перед своим уходом Дима-сан дал вполне ясные указания. Добытые сумки ополовинить, забрав самые ценные и нужные, с точки зрения выживания всего коллектива, вещи, а остальное – упаковать обратно.

– Отдадим сумки хозяевам. А будут ерепениться, и требовать назад всё – утопим и пусть сами достают!

Вот этим самым пара и занималась.

'Ладно. Пора дело делать…'

Витька поднял тяжёлый чёрный меч, сделанный из древесины немыслимой твёрдости, помолчал минуту, собираясь духом, и пошёл копать могилу.

Девочку, которую он так не успел спасти, Егоров решил похоронить лично. Выбрав место среди пальм, с хорошим видом на море, Витька принялся долбить мечом землю, обливаясь потом и изредка поглядывая на маленькое тельце, завёрнутое в потрёпанную циновку.

– Ты молодец, Витя. Ты…

Егоров обессилено поднял голову и вытер заливавший глаза пот. За пятнадцать минут работы землекопом он вымотался и утратил всякую способность чему-либо удивляться.

'Катя. Вернулась'

Дышать было тяжко. Говорить – тем более.

– Ты. Чего. Тут?

Женщина оглянулась на навес – возле Ольги сидел Антошка и о чём-то с ней говорил.

– Я подумала… мы подумали, что лучше мы подождём лодку здесь. С тобой… – Катя быстро, излишне быстро поправилась. – С вами. Мельников обещал после обеда нас всех отсюда забрать.

Витька обессилено повалился на землю и, мысленно проклиная свой непрезентабельный вид, счастливо улыбнулся.

– А вот это, Кать, очень хорошая мысль.

Женщина ушла к ребёнку, а окрылённый Витя в пять минут закончил свою нелёгкую работу и, позвав на помощь Олега, похоронил ребёнка. Снова навалилась тяжесть.

– Слышь, Витя, – напарник тоже был мрачен и подавлен, – надо у детей узнать её имя и крест хотя бы поставить.

– Узнаем. Поставим.

Егоров посмотрел на свои обломанные ногти, на размочаленный об плотную землю меч и принялся рыть ещё одну, совсем маленькую могилку.

Похоронив (не закопав!) голову безымянного европейца, снятую с носа каноэ, Витя счёл свои дела на сегодня исчерпанными, облегчённо вздохнул и, кося глазом на мелькавших между пальм женщин, ринулся в море смывать с себя пот, пыль и усталость.

– Да… твою же мать! Красавец, ёкалэмэнэ!

Голый Витька сидел на мелководье, ругался в полный голос и яростно тёр бока хрустящим от соли песочком. Кожа горела огнём, вдобавок соль сильно кусала царапины, но всё равно – было хорошо.

– Морда битая, сам тощий, небритый… под глазом фингал, нос до сих пор опух… а она…

Егоров застыл, глядя за горизонт, и задумался над точным определением – а какая ОНА?

И опять прошляпил всё на свете.

Витя успел подумать о том, что Катя – совершенно точно лучшая женщина на всех Землях вместе взятых и что он её… но тут за спиной раздался тихий голосок.

– А я…?

Витька от неожиданности вздрогнул и его язык сам собой, отдельно от головного мозга выдал.

– А ты – самая лучшая девушка на свете и я тебя люблю!

Егоров с клацаньем захлопнул рот, покраснел и схватился за голову.

'Что я наделал!'

Потом он вспомнил, что вся одежда, включая трусы, постирана и сушится на горячем песке и он, Виктор Сергеевич, блин, Егоров. Сидит. Перед своей. Да! Чёрт возьми! Любимой. Женщиной! Голый!!!