Андрей Валерьев - Copy-Paste

Катя истерично хихикнула.

– И надпись. 'The happy end'… смешно, да?

Виктор посмотрел долгим взглядом в неулыбчивые и очень серьёзные глаза жены и… соврал.

'Нет, Катя. Это не смешно. Этого – не будет…'

– Да, Катя. Смешно. Так и будет. А! Да! А потом титры и музыка Эннио Морриконе.

Лицо у женщины дрогнуло и она беззвучно, одними губами спросила.

– Правда?

В голове у Витьки царил ветер и весёлая обречённая бесшабашность.

– Правда-правда… не веришь? – Взгляд Егорова бесцельно метался по салону. – Во, смотри.

Долговязый предводитель сграбастал завёрнутые в циновку четыре бронзовые секиры и копьё, крякнул, оторвав от пола семьдесят килограммов железа и пыхтя поволок свёрток из самолёта.

– Лаку отдам. Нам-то они дома совершенно точно не понадобятся!

– Лак, дружище. Не поминай лихом!

– What?

– Ничего Лак. Спасибо тебе.

Тяжёлый груз, весело звеня, полетел на каменной твёрдости землю.

Витька обнял не ожидавшего такой нежности тайца, мягко подтолкнул в сторону от 'полосы' и не оглядываясь побежал назад.

'Собрание' всё же пришлось провести. Вернувшись в самолёт, Витя жестом велел лётчикам приглушить движки и идти к пассажирам.

– Значит так, – Егоров посмотрел на женщин. Вид у них был, мягко говоря, испуганный. Да и у Олега на лбу было написано 'какого лешего я здесь делаю?', – Уилл говорил, что достаточно будет просто немного разогнаться. Сначала просто попробуем. Взлетать не будем.

Ольга и Жанна, сидевшие в обнимку у самой двери, с огромным облегчением выдохнули. Да и сам Егоров почувствовал себя значительно лучше. Уверенней. Лететь на этом корыте – было верхом безумия. А если вспомнить о той штуке, что болтается у него на груди…

– Петя, повторяю вопрос. Горючее у нас есть? Мало ли, вдруг несколько попыток делать придётся?

Витька вовсе не чувствовал себя 'крутым' или командиром. Просто он делал свою работу. Всё как всегда – когда 'подпирало', он единолично всё тащил на себе.

Сейчас 'подпёрло' по самое не могу.

– Аккуратно едешь со скоростью, – Егоров посмотрел на шамана и припомнил его рассказы о всадниках с молниями и о финишном спурте 'Урагана', – километров пятьдесят-шестьдесят в час. Ясно? Если ничего не произойдёт, то я тебе дам команду…

Витька замялся. Озвучивать ТАКОЕ решение было очень страшно.

– … на взлёт. Поехали!

То, что он увидел после прощания с Витом, Лак запомнил на всю жизнь. Дракон взревел так, что старый монах заткнул уши и пригнулся. Са Мо Лот дёрнулся вперёд, затем резко остановился. Затем снова дёрнулся вперёд и снова резко остановился. А потом дракон пошевелил железными перьями на крыльях и с немыслимой скоростью побежал вперёд, поднимая за собой тучи солёной пыли.

Лак остолбенел – над убегающей вдаль железной птицей, из ниоткуда, из безоблачного синего неба, на котором сияло жгучее солнце, стали появляться тёмные стрелы туч. Лак когда то давно видел такие – королевские метательные машины бросали вдаль пылающие снаряды, которые оставляли за собой в небе чёрные дымные следы.

Эти стрелы были очень похожи.

'Нет. Нет. Они уже не похожи…'

Са Мо Лот убежал уже очень далеко, а тёмные тучи уже были повсюду. Солнце исчезло, стало темно. Над железной птицей Вита висел такой страшный сгусток тьмы, что у Лака захолонуло сердце.

'Тёмный, сгинь!'

Монах сложил знак отрицания и в этот миг, из непроницаемо чёрной тучи, в дракона ударила молния и он исчез.

Антон прилип к иллюминатору и оторвать его от изучения пейзажей было невозможно. Екатерина Андреевна прижала тощую и острую коленку сына к себе и, немного успокоившись, закопалась носом под руку своего мужчины и крепко зажмурилась. Так было не очень страшно.

Самолёт два раза начинал разбег и два раза резко тормозил, странно покачиваясь, отчего Катя мысленно взвизгивала и всё глубже ввинчивалась подмышку к Вите.

'Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Он же ещё совсем маленький! Ему же ещё жить и жить!'

Майор Егорова откровенно восхитил. Если бы ему кто-нибудь рассказал о том, что запас топлива можно определить по тому, как качается на амортизаторах после резкой остановки самолёт, то он бы не поверил, сочтя это байкой.

А тут – пожалуйста! Ловкость рук и никакого мошенничества. Шевченко пару раз дёрнул машину, потом, наклонив к плечу голову, к чему-то прислушался и, обернувшись, три раза показал ему растопыренную пятерню.

'Пятнадцать минут. У нас горючего на четверть часа…'

Витька кивнул и махнул рукой, показывая вперёд.

'Давай, майор, не подведи'

Сердце стучало так, что рёва двигателей Виктор уже не слышал.

'Что это?!'

Стоило самолёту тронуться с места, как в грудь ощутимо ударило. Как кулаком. И дышать… Дышать! Дышать!

'А? Мама! Что это?'

Свободной рукой Витька шарил у себя под майкой – чёртов медальон прилип к груди, как намагниченный.

'А… а… что это?'

Егоров задёргался. Самолёт подскочил на кочке и Катя отлетела от него.

'Чего ты так на меня смотри… а… а… а!'

Ногти выворачивались и ломались, но проклятая железка не отрывалась, ВГРЫЗАЯСЬ в Витькино тело. Самолёт снова тряхнуло. Потом ещё и ещё. По железному фюзеляжу, волнами, одна за другой пошла дрожь, но Витьке было не до этого – проклятая железка давила на грудь, немыслимой тяжестью выдавливая из лёгких остатки воздуха.

Хххааа…

Машина грозно взревела двигателями и резко рванула вперёд, заставив всех своих пассажиров хвататься, за что только было возможно.

– Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят…

О том, что именно говорил пилот, можно было только догадываться.

'Хватит, тормози!'

Витька в немом крике разевал рот, сипел и отстранённо наблюдал за тем, как железный кругляш у его сердца превращается в яркий белый шар.

'Кажись, всё…'

На последних искрах сознания Виктор Сергеевич Егоров успел подивиться своему спокойствию и увидел, как из его груди бьёт столб ослепительно яркого света. А затем по Кате и по Олегу, который орудовал ножом над его грудью, пытаясь отодрать проклятую железяку, пробежали ярко-синие всполохи и мир взорвался.

Проснулся Виктор оттого, что за шиворот ему натекла вода. Да какая вода… холодная и, блин, мокрая!

'Ну да, вода и должна быть мокрой… чего это я, в самом то деле?'

Дико болели уши. Как-будто от перепада давления. Как после самолёта. Витя вспомнил о том, где он, по идее, должен находиться и поспешно открыл глаза.

В сером полумраке отчётливо просматривались всё те же шпангоуты, всё того же салона, всё того же самолёта.

А ещё было… холодно. Холодно и мокро. Лежавшего в луже на металлическом полу мужчину начало колотить. Очень хотелось оглядеться, но шея отказывалась подчиняться.

– А. Э. Ау! Катя! Олег!