Журнал «Если» - «Если», 2011 № 07

Однажды, когда Милли сидит дома, а нелегальный бухгалтер переводит на нее долг уже третьего контрабасиста, в дверь вламываются стражники его светлости. Музыкант и бухгалтер убегают, Милли же лишь поднимает глаза и спрашивает:

— Хотите выжечь свой долг?

К наступлению ночи Милли оказывается в темнице его светлости. Ее правый глаз заплыл и источает кровавые слезы. Ее ноги и руки — сплошной синяк. Она лежит на грязных нарах, прикованная к холодному каменному полу. Вот в камеру заходит леди Аманза Коллинз: на ее молодом и невозмутимом лице отражено недовольство.

— Какое разочарование, — произносит леди Аманза Коллинз.

— Почему?

— Тебе открывалось столько возможностей, но вместо того, чтобы держать все в тайне и действовать неспешно, ты пожадничала. И вот тебя поймали.

Раздражение леди вызывает у Милли лишь усмешку. Она уже во всем призналась: не из какого-то там чувства верноподданности и не из страха перед карой — просто она хотела, чтобы его светлость все узнал. Его стражники продолжают ее избивать, однако уже довольно вяло, поскольку его светлость понял: пленница сказала все, что могла.

— Он знает, что ты сделала, — говорит Милли.

— Да, я в курсе. Его светлость явился в мои покои и выплатил пари, сказав, что ты действительно свершила великие деяния. Ну, еще поразглагольствовал о моем эксперименте, но это совсем уж бессмысленно. Не ему меня останавливать.

Милли понимает. В то время как ее, скорее всего, казнят, в отношении сеньоров и леди действуют другие нормы. Леди Аманзу Коллинз и пальцем не тронут за содеянное. Всю эту историю тихонечко замнут, не останется даже воспоминаний — так же, как и от тела Милли.

Но Милли не волнует судьба госпожи — ей хочется знать, почему леди пошла на такое. И она спрашивает. Леди подтаскивает стульчик к нарам и садится.

— Тебе известна моя специальность?

— Генная инженерия.

— Да. Я помогала создавать искусственные хромосомы, на которых держится наш мир. Предполагалось, что эта технология станет подлинным чудом, которое искоренит все ошибки старой экономики. Но временной долг обернулся возвращением всех грехов денежного мира. И потому несколько десятилетий назад я разработала способ, как все стереть и начать сначала.

— Бактериальный вирус…

— Именно. Но он оказался дефектным, инфицирование происходило с трудом. Чтобы превратить кого-то в полноценного носителя, вирус необходимо было прививать одновременно с искусственными хромосомами, то есть при рождении. Однако вирус очень плохо влияет на слаборазвитую иммунную систему и большую часть своих хозяев попросту убивает.

Милли бросает в дрожь от столь бесстрастного объяснения убийств.

— Его светлость знал?

— Нет. В прежние времена я бы ему рассказала. Не поверишь, но когда-то он был совсем другим. Мы оба хотели изменить мир. Сделать его лучше. Но с возрастом это его перестало волновать.

На какой-то миг леди Аманза Коллинз вдруг сникает, на ее омоложенное лицо словно опускается древность, а в глазах гаснет блеск. Милли осознает, какое разочарование испытывает леди: годами вынашиваемые ею мечты рухнули. Беды этого мира лишь породили новые.

— И что теперь? — спрашивает Милли.

— Тебя тайно казнят. Остальные сеньоры и леди не должны знать о вирусе. Не сейчас, когда у меня еще столько работы.

Милли кивает. Она всего лишь подопытный кролик. Леди, несомненно, будет продолжать свои эксперименты, используя всю информацию, какую только сможет выудить из тела Милли.

— Если хочешь, — говорит леди, — я попрошу его светлость проявить гуманность.

Наверное, леди Аманза Коллинз ожидает услышать слова благодарности, но тщетно. Леди поднимается и выходит.

Оставшись одна, Милли переворачивается и плачет. Как бы ей хотелось, чтобы Алесса оказался здесь и поддержал ее.

Когда леди Аманза Коллинз возвращается в тронный зал, настроение у нее паршивое. Лицо апатично и совершенно не выражает чувств, хотя к ее горлу подступает злорадный хохот: хорошенький сюрприз она приготовила дражайшему супругу. Благодаря ей состояние его светлости сократилось на треть. Но когда он вновь придет в себя, то поймет необходимость продолжения ее экспериментов. В конце концов, даже если ее дефектный вирус в состоянии учинить подобный хаос, рано или поздно объявится кто-то другой, у кого найдется больше средств на создание более удачного вируса для уничтожения всего временного долга. Пускай уж лучше сие творение будет обязано жене его светлости: когда мир вновь переменится, венценосная чета еще получит свои дивиденды.

Но прямо сейчас говорить об этом не стоит. Его светлость бросает взгляд на леди, она на него, и они усаживаются каждый на свой трон. Перед ними предстает первый посетитель.

Алесса делает шаг вперед и как можно почтительнее кланяется.

— Ты больше не мой вассал, — с горечью изрекает его светлость. — Твой долг… аннулирован.

— Я понимаю, милорд. Но у меня есть предложение.

— Я не могу освободить ее. Тебе это известно.

— Известно, милорд. Я лишь надеюсь повидаться с Милли в последний раз. И, уверяю, вы не останетесь внакладе.

Его светлость выслушивает просьбу Алессы позволить ему выступить и вновь продемонстрировать свой неоспоримый певческий талант. Все долги с выступления он принесет в дар его светлости и, кроме того, возьмет у него двадцать лет в долг, а стало быть, снова станет вассалом.

— В чем же подвох? — вопрошает его светлость.

— Я хочу, чтобы на альте мне аккомпанировала Милли. Это будет ее последнее выступление.

Леди Аманза Коллинз немедленно заявляет, что подобное предложение даже не обсуждается, но его светлость взмахом руки велит ей умолкнуть. Да, размышляет он, им придется заткнуть Милли рот. И он понимает, что пыталась доказать его жена: их мир отнюдь не столь надежен, как принято считать. Все, что от него требуется, это смотреть сквозь пальцы на бездеятельность еще несколько десятилетий, и она, без сомнения, вырастит вирус для преобразования мира, к тому же приумножив их состояние.

Однако план Алессы вызывает у него интерес. Этот молодой певец — самый динамичный исполнитель из всех, когда-либо встречавшихся ему. И чтобы заполучить его назад в качестве вассала, пожалуй, стоит рискнуть. Его светлость с тоской смотрит на супругу, вспоминая, каким было ее лицо до того, как она превратила его в эту неподвижную маску. Когда-то лорд любил свою суженую. И если Алесса испытывает к Миллисент Ка хоть крупицу той любви, их последнее выступление может оказаться подлинным произведением искусства.

— Ну, не знаю, — с сомнением говорит он. — По сетям уже распространяются слухи о Милли.