Артур Кларк - Пески Марса [сборник]

Все ответили утвердительно, но не все с должным почтением.

— Ерунду пишет, — сказал доктор Скотт. — Теперь, во всяком случае. «Марсианская пыль» была ничего себе, но устарела, устарела.

— Ты уж скажешь! — накинулся на него астрогатор Маккей. — Последние книжки — самые лучшие. Посерьезней и без ужасов.

Никто не ждал такого пыла от кроткого маленького шотландца. Но раньше чем кто-либо успел возразить, слово взял капитан Норден.

— Вот что, — сказал он, — тут не литературная дискуссия. Мистер Гибсон — знаменитый писатель, почетный гость, и мы его пригласили, чтоб он про нас написал. Дело не в рекламе — («Как можно!» — насмешливо вставил Бредли), — но, конечно, корпорация не желает, чтобы будущие пассажиры были… э-э… разочарованы. В конце концов, это действительно исторический рейс. Он заслуживает хорошей книги. Так что попытайтесь вести себя как следует. Ваша будущая слава, быть может, зависит от этих трех месяцев.

— Смахивает на шантаж, — сказал Бредли.

— Это уж как хочешь, — покладисто откликнулся Норден. — Конечно, я объясню Гибсону, что полный сервис будет у нас позже. Думаю, он поймет и не будет требовать завтрака в постель.

— А посуду мыть он будет? — практично спросил кто-то.

Раньше чем Норден справился с этой этической проблемой, на пульте зажужжало и послышался голос:

— Космическая станция-один вызывает «Apec». Ваш пассажир прибывает на борт.

— Мы готовы, — сказал Норден и повернулся к команде: — Увидит, бедняга, наши бритые макушки и подумает, что угодил в тюрьму. Пойди встреть его, Джимми.

Мартин Гибсон еще не совсем пришел в себя. В ракете, доставившей его на «Apec», невесомость не мучила его. Но то, что он увидел в рубке капитана Нордена, ему не понравилось. Даже в условиях невесомости приятнее притворяться, что где-то низ, а где-то верх. К несчастью, здесь думали иначе — двое членов команды висели наподобие сталактитов, а двое под странными углами торчали в воздухе; только капитан удовлетворял требованиям Гибсона. В довершение беды бритые головы придавали всем зловещий вид.

Воцарилось молчание. Команда рассматривала Гибсона. Все узнали его сразу — читатели привыкли к его лицу за два последних десятилетия. Сейчас ему шел пятый десяток. Он был невысокий, круглолицый, с резкими чертами лица; а когда он заговорил, оказалось, что у него глубокий, низкий голос.

— Это, — сказал капитан Норден, тыча рукой в потолок, — наш инженер, зовут его Хилтон. Это доктор Маккей, астрогатор — нет, не врач: доктор физики. А вот настоящий доктор, Скотт. Бредли, мой помощник по электронике. А Джимми Спенсер, который вас встретил, — наш сверхштатный. Думает стать капитаном, когда подрастет.

Гибсон не без удивления оглядел немногочисленную группу. Их было так мало — пятеро мужчин и юноша, почти мальчик. Вероятно, на его лице отразились эти мысли — капитан засмеялся:

— Немного нас, а? Не забывайте, что космолет почти полностью автоматизирован. Да и вообще в космосе никогда ничего не случается.

Гибсон внимательно оглядел тех, с кем ему предстояло жить бок о бок три месяца. Он не верил первому впечатлению, но всегда старался его запомнить; сейчас, увидев их впервые, он удивился — в них не было ничего особенного, если, конечно, не обращать внимания на позы и временное отсутствие волос. А ведь все они занимались делом, романтичнее которого не было на свете с тех пор, как последние ковбои сменили скакунов на вертолеты.

По сигналу, которого Гибсон не понял, члены команды один за другим выскользнули с волшебной легкостью в открытую дверь. Капитан Норден сел в кресло и предложил Гибсону сигарету; тот не сразу решился ее взять.

— Вы позволяете курить? — спросил он. — А как же кислород?

— Они бы взбунтовались, — рассмеялся Норден, — если б я не давал им курить три месяца. А кислорода на это уходит немного.

Гибсон подумал, что капитан Норден никак не укладывается в привычные литературные рамки. По лучшим — во всяком случае, по существующих традициям капитан космолета — суровый старый волк, который полжизни провел в космосе и может с закрытыми глазами провести корабль через всю Солнечную систему. Когда он отдает приказ, команда вскакивает по стойке «смирно» (что нелегко в условиях невесомости), отдает честь и пулей несется выполнять задание. Но капитану «Ареса» не было сорока, и похож он был на преуспевающего чиновника. Дисциплины же Гибсон до сих пор не заметил. Позднее он обнаружил, что дисциплина на «Аресе» есть, только каждый сам отдает себе приказ.

— Значит, в космосе вы не были? — сказал Норден, пристально глядя на своего пассажира. — Что ж, вам удалось написать немало на основании… э-э… минимальных личных впечатлений.

Гибсон постарался беспечно рассмеяться.

— Да, — сказал он, — обычно считают, что писатели должны испытать все сами. В молодости я много читал о космических полетах и, как мог, старался передать местный колорит. Не забывайте, что последние пять лет я об этом почти не пишу. Странно, что мое имя связывают именно с космосом.

Норден не вполне поверил в его скромность — Гибсон не мог не знать, что именно книги о космосе создали ему славу.

— Время у нас земное, по Гринвичу, — продолжал капитан. — Ночью мы не работаем, вахты не несем — приборы действуют сами, пока мы спим. Отчасти поэтому тут так мало народу. Пока что места хватает, у каждого отдельная каюта. У вас — пассажирская. Надеюсь, она вам понравится. Сколько вам разрешили взять багажа?

— Сто килограммов.

— Сто килограммов?

Норден с трудом сдержался. Как всякий астронавт, он питал отвращение к лишнему грузу и не сомневался, что Гибсон взял уйму хлама. Ну что ж, это согласовано с компанией, и, если груз не выше нормы, не ему сетовать.

— Я скажу Джимми, чтоб он отвел вас в вашу каюту, — сказал Норден. — Он у нас вроде мальчика на побегушках. Многие так начинают — нанимаются в лунный рейс на время каникул. Джимми — парень смышленый. Он уже закончил колледж.

Гибсон не удивился, что тут такой образованный мальчик на побегушках. Он пошел за Джимми, которого явно смущало его присутствие, в пассажирский отсек.

Каюта была крохотная, но хитроумное освещение и зеркальные стены делали ее больше, а койка на «день» превращалась в стол. Почти ничто не напоминало о невесомости, и путешественник сразу почувствовал себя как дома.

Следующий час Гибсон раскладывал пожитки и экспериментировал с кнопками. Особенно ему понравилось зеркальце для бритья, которое превращалось в иллюминатор. Он никак не мог понять, как это делается. Разложив почти все, он лег на койку и пристегнулся ремнями. Невесомость от этого не исчезла, но все же стало спокойнее.

Тут, в маленькой комнатке, которая должна была стать его вселенной на ближайшие сто дней, он мог забыть разочарование и неприятности, которые омрачили его отъезд с Земли. Теперь беспокоиться было не о чем. В первый раз за долгое время он полностью препоручил свое будущее другим. Приглашения, лекции, договоры — все осталось на Земле.