Андрей Курков - Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3)

В середине красного кроваво-водянистого месива теперь виднелась черная дыра с обожженными краями. Перестреленная пуповина лежала рядом.

Добрынин опустил револьвер на простыню, на чистую ее часть в ногах у Тани. Обернулся, посмотрел на таз с водой, думая, что делать теперь.

Снова услышал стон. Взял с кровати легкого липкого ребенка, поднес его к тазу, опустил в холодную воду, осторожно попробовал смыть с него слизь, но тут вдруг подумал, что делает он что-то не то, и, вернувшись, опустил малыша на кровать рядом с револьвером, на чистую простыню.

Вдруг в дверь забарабанили с такой силой, что пол задрожал под ногами народного контролера. Он подбежал, открыл дверь и тут же отлетел в сторону, получив удар в грудь. В комнату вбежал милиционер с пистолетом в руке.

- Всем стоять! - крикнул он.

После этого крика возникла в квартире тишина. Но ненадолго. Снова застонала Таня.

Милиционер, молоденький усатый паренек, может, только недавно одевший форму, подошел к лежавшей на кровати женщине, не сводя напряженного взгляда с присевшего под стеной Добрынина.

- Кто стрелял? - спросил милиционер.

- Я... - негромко ответил народный контролер. Милиционер остановился перед кроватью, посмотрел на ребенка, на револьвер.

- Ножи тупые, - оправдывался Добрынин, чувствуя в груди боль от полученного удара. - Вот пришлось пуповину перестрелить...

Милиционер держал револьвер в руках и читал выгравированную на нем надпись.

- Добрынин - это вы? - спросил он, глянув на народного контролера.

-Да.

Милиционер задумался, потом посмотрел на ребенка.

- А почему вы пуповину не перевязали? - спросил он вдруг.

- А надо? - спросил удивленно Добрынин. Милиционер задумчиво кивнул.

- У вас нитки есть или бечевка? - спросил он.

- Счас, посмотрю... - прошептал Добрынин, поднялся с корточек и пошел на кухню.

Когда пришел, держа кусок бечевки в руке, оказалось, что милиционер уже перевязал пуповину ниткой, вытащенной из форменной гимнастерки.

- Поздравляю вас, - сказал милиционер. - Сын!.. Надо отметить такое дело. Добрынин растерялся.

- Кухня у вас там? - милиционер кивнул в сторону коридора.

- Да.

- Вы тут уберите, простыню под женой замените на чистую, а я там что-нибудь приготовлю пока, - сказал милиционер и вышел из комнаты.

Заторможенно Добрынин принялся выполнять указания. Вытянул не без труда простыню из-под Тани. Потом постелил на мокрый посередине матрац несколько газет, а поверх чистую простыню положил. Сначала с левой стороны, а когда Таня с его помощью перевернулась и легла на уже постеленную часть простыни - то и с правой. Ребенок в это время на стуле лежал.

- Ну, что еще надо? - спросил Добрынин у Тани.

Она попросила таз с водой возле кровати поставить и дать ей ребенка.

Переместив таз и отдав ребенка в руки Тане, Добрынин заглянул на кухню.

Милиционер, сняв шляпу и китель и повесив ремень с кобурой на спинку стула, жарил на сковородке картошку.

- Где соль? - спросил он Добрынина.

- Вон, под плитой в банке.

- Я - Федор, - сказал милиционер, размешивая картошку.

- Я - Павел, - представился Добрынин

- Сейчас будет готово, - милиционер Федор, взяв щепотку соли из банки, стал щедро солить картошку.

Добрынин вытащил откуда-то и положил на стол железную флягу.

Во фляге был спирт.

Достал стаканы, тарелки, вилки.

- Хлеба нет, - сказал он, заглянув в деревянную хлебницу.

- Плохо, но не страшно, - сказал на это милиционер Федор.

Через минуту или две он снял сковородку с плиты и высыпал картошку на две тарелки.

Оба сели за стол. Добрынин налил по полстакана.

- Это спирт, - предупредил он. - Развести?

- Не надо, - остановил его милиционер. - Да, чего только не бывает во время ночного патруля... Я-то думал, что жизнью рискую...

И милиционер, взяв стакан в руки, усмехнулся.

- Как назовешь? - спросил он, весело глядя на все еще озабоченного Добрынина.

- Дмитрий... - негромко сказал Добрынин, уставившись на аппетитную поджаристую картошку.

- Ну, за твоего сына Дмитрия! - весело произнес Федор.

- Он не мой сын, - сказал Добрынин, но голос его почему-то звучал неуверенно.

- Да перестань! - оборвал его милиционер. - Ты что! Давай, выпей! Дочку хотел, что ли?

И милиционер Федор осушил залпом стакан и с жадностью стал есть картошку.

Добрынин тоже выпил спирт. И, не обращая внимания на жжение в гортани, задумался.

- Закуси, закуси давай! - возмущенно проговорил милиционер. Казалось, он начинал злиться на хозяина квартиры, находя его поведение, по всей видимости, слишком странным.

Добрынин кивнул и тоже принялся за картошку.

Глава 19

В Ялте наконец наступила зима, но зима эта была дождливая и сырая. Море иногда бурлило, набрасываясь своей грязной волной на пустынный галечный берег. Качались на воде у причалов прогулочные теплоходы в ожидании будущего ремонта и рабочего лета. Их человеческие имена глядели с поцарапанных ржавчиной бортов тоскливо и немо.

Костах Саплухов работал с утра до позднего вечера. Распорядок дня он изменил и теперь записывал попугая Кузьму на магнитофон с утра до обеда, а затем занимался сортировкой и определением авторов уже отпечатанных в двух экземплярах стихотворений, составляющих удивительно богатый интеллектуальный багаж птицы.

Из Москвы прислали еще три посылки с чистыми магнитофонными бобинами, а Саплухов отослал в родной институт четыре посылки с уже записанными.

Писатель Грибанин поехал на весь январь домой, в Переделкино. Собирался попить водки со своим редактором и вычитать первый том романа о первом наркоме здравоохранения Семашко.

Скучновато было теперь Саплухову, и чтобы как-то отвлечься от этой скучности зимней крымской жизни, он с головой погрузился в научный труд.

Секретарша Нина Петровна тоже стала работать с двойной отдачей, без устали стрекоча пишущей машинкой, - и она ушла с головой в труд, чтобы легче было дожидаться возвращения писателя Грибанина, к пьяной романтической ласке которого она так здесь привыкла.

А за окном большую часть дня лил дождь. Но падал он на зеленые пальмы и кипарисы, и эта обманчивая вечнозеленая картина природы еще больше давила на Саплухова, заставляя его думать о вечной осени.

Лучше б уж снег, просил он природу. Но природа была дождлива и безответна.

Наступило очередное январское утро. Покормив попугая лущеными семечками и напоив лимонадом - так как вода с утра не шла ввиду поломки, ученый выпустил Кузьму из клетки, настроил магнитофон и микрофон, проверил, не забегает ли стрелочка уровня записи за красную черту, и, повернувшись к уже устроившемуся на правом плече попугаю, сказал: "Говори, читай свои стихи! Птица!"

Попугай покрутил клювом, покосил одним глазом на своего нового хозяина, потом наклонился поближе к микрофону и стал читать "Василия Теркина".