Андрей Курков - Пуля нашла героя (География одиночного выстрела - 3)

Выпили по сто грамм. Помянули Тверина, Ваплахова, Никифорова.

- Завтра у тебя поезд в Киев, в девять вечера, - говорил потом Волчанов уже согревшемуся и снявшему шинель Добрынину. - И номер в гостинице есть на твое имя. Я тебе тут напишу, гостиница "Октябрьская". Но тебя на вокзале наши украинские товарищи встретят, отвезут...

Добрынин слушал и кивал.

- Дочери мы уже сообщили о том, что приедешь. Она тебя вечером послезавтра ждать будет с мужем и детьми. Адрес вот, Русановская набережная, 24, кв. 53. Возьми все это, но если потеряешь, там тебе напомнят.

Добрынин сунул бумагу с адресами в карман пиджака. За окном уже стемнело, но все равно летел вниз беспрестанно мелкий белый снег. Летел и летел. И не было ему ни до кого дела.

Глава 50

Однажды утром, выбравшись из шалаша, Банов увидел белый чистый снег, покрывший землю, ветви елей, тропинку, уже давненько протоптанную, ведущую от его шалаша к шалашу Кремлевского Мечтателя и к костру.

Воздух был свеж. Морозец колол щеки.

Банов накинул шинель, еще одну шинель, которой укрывалась Клара с девочкой, поправил, подвернул. И вышел.

Старик, тоже в шинели, накинутой на плечи, сидел у слабого костра и внимательно следил за синеватым пламенем. Следил прищуренно, словно за ребенком, который вот-вот начнет проказничать.

- Доброе утро, - сказал, присаживаясь рядом, Банов. Старик вытащил из кармана пиджака пару конвертов, рассмотрел внимательно штемпеля,

- Это вчерашние, - сказал он. - Тут вроде двенадцатое октября, а тут двадцать первое...

И, положив конверты снова в карман пиджака, продолжил Эква-Пырись следить за костром, вороша его еловой веткой.

Какой-то хруст донесся со стороны, и Кремлевский Мечтатель, обернувшись довольно живо, уставился на склон ближнего холма.

- Гляди, гляди-ка, - вдруг обрадованно заговорил он, указывая туда рукой. - Зайцы! Ей-богу, зайцы!

И старик поднялся на ноги и даже чуть наклонился, рассматривая увиденных зверей.

Банов тоже посмотрел туда, прищурился. Увидел наконец там какое-то движение.

- Играются! - сказал старик довольным голосом, словно радовался за этих зайцев. - Им сейчас раздолье, как детям. Знаете, как дети снег любят?

- Знаю, - кивнул Банов.

- Клара с девочкой спят еще?

- Спят.

- Проснутся - обязательно на прогулку пойдите! - строго посоветовал старик. - Очень полезно для легких. Должно быть, еще где-нибудь зайцев увидите. Женщины ведь животных любят...

Банов кивнул.

- Что-то Вася не идет, - сказал, снова присев у костра, Эква-Пырись. - А я уже проголодался...

Банов зачерпнул ладонью снег, растер руками и почувствовал его обжигающий и бодрящий холод. Подумал о грядущем Новом годе.

- Новый год скоро, - тут же, словно прочитав мысли Банова, произнес старик. - Вот ты что бы хотел в подарок?

Банов задумался.

- Ну, скажем, чего тебе тут не хватает? - наводил на правильную мысль старик замешкавшегося с ответом Банова.

- Бинокля, - ответил не очень уверенно бывший директор школы.

- Бинокль? - повторил старик и уже сам задумался. - Бинокль? Об этом надо, должно быть, военным написать. У них - бинокли. Ничего, напишу - пришлют... А как ты думаешь, что бы Клара хотела на Новый год получить?

Банов пожал плечами. Тут уж никакие мысли не приходили в его голову.

- Может быть, книжку какую-нибудь?

- Женщине - книжку? - старик посмотрел на Банова с едкой усмешкой. - Что ж это вы, Василий Васильич? Женщине надо что-то красивое! Платок, шаль... Напишу-ка я в Оренбург. Знал я там когда-то одну старушку, которая удивительные платки из шерсти вязала. Оренбургские платки... Теплые-теплые...

"Платки? - подумал Банов. - Может быть. Может быть... А я бы ей все-таки книжку подарил какую-нибудь. Про борьбу и любовь..."

Послышался тут издалека хруст веток. Потом звякнуло что-то.

Оглянулся в ту сторону старик. Улыбнулся.

- Ну вот и Вася идет, - сказал обрадованно. - Иди, Васильич, буди своих. Скажи, что завтрак остывает!..

Встал Банов и пошел не спеша к своему шалашу, где еще спали мирно и, должно быть, сны видели его любимый товарищ Клара и их дочка Валентина, для которой только-только наступила первая в ее жизни зима.

Глава 51

Саплухов приехал в Москву за день до торжественного заседания. К родителям не поехал, а остановился в гостинице "Пекин", в номере на десятом этаже с видом на башни Кремля.

Пообедав в ресторане гостиницы, он вернулся в свой номер и, усевшись за стол, стал перечитывать подготовленные в двух экземплярах тезисы будущей научной работы.

Улыбка то и дело появлялась на его красивом лице, когда представлял он себе удивление академика, когда тот узнает о настоящем авторе уже довольно известных народу произведений. А что скажет академик, когда поймет, что и текст нового гимна был написан тем же пернатым автором?

Саплухов мотнул головой в предвкушении завтрашнего разговора с Бахманом и перевел взгляд на тезисы.

В принципе, все было уже исправлено и подчищено на страницах, но старая боязнь пропуска запятых заставляла Саплухова еще и еще раз прочитывать предложения.

Наконец наступило бодрое красно-желтое ноябрьское утро.

Умывшись и побрившись, Костах Саплухов выглянул в окно на город, украшенный красными лозунгами и транспарантами. Настроение было праздничным.

Он надел свой лучший костюм, повязал пурпурный галстук на белую рубашку. Подобрал к ней запонки, такие, чтоб выглядели посолиднее.

Вытащил из портфеля приглашение и, положив его во внутренний карман пиджака, а в руку взяв папку с тезисами научной работы, вышел из номера.

Большой Кремлевский Дворец Съездов празднично жужжал тысячами и тысячами радостных людей. Шла регистрация приглашенных, и Саплухов встал в ту очередь к столику, которая показалась ему короче.

Минут через двадцать он уже вручал пригласительный билет сидевшей за столиком женщине.

Она переписала номер билета, потом раскрыла толстую тетрадь с длинными столбиками фамилий, отыскала его фамилию - благо располагались они в алфавитном порядке-и поставила напротив фамилии крестик.

Дворец Съездов постепенно заполнялся. А без четверти десять все места в огромном зале были уже заняты, и тысячи пар глаз в трепетном ожидании смотрели на пустую пока трибуну.

Вскоре Спасская башня разразилась десятикратным боем часов, и одновременно с этим в зале зазвучала барабанная дробь.

Тысячи голов обернулись и увидели двух курсантов-барабанщиков, шедших впереди других трех курсантов, один из которых, тот, что шагал посередине, гордо нес государственное знамя.

Проследив за знаменосцами, тысячи гостей, к своему удивлению, заметили на трибуне многочисленный президиум.

Саплухов сидел в пятнадцатом ряду. Лица членов президиума были ему хорошо видны, но незнакомы.