Андрей Курков - Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2)

Полчаса спустя внизу у подножья холма появился бригадир с пацанами. Несколько строителей сбежали к ним вниз, и уже все вместе притащили они на салазках в Новые Палестины и этого примерзшего человека, и черный чемодан.

- В коровник его, к печке, отогреть надо, пока жив! - командовал бригадир.

Полночи растирали замерзшего самогоном, и даже когда очухался он, растирать не перестали.

- Дорвались бабы до мужика! - бросил, глядя на них, бригадир, тоже стоя у печки, но с другой ее стороны.

Под утро все заснули, разойдясь по своим лавкам и укрыв предварительно согревшегося уже пришельца огромным тулупом.

Первыми проснулись дети и, осмотрев хорошенько похрапывающего во сне пришельца, принялись за ящичек-чемодан, который он с собой принес.

Щелкнули замками и ахнули, увидев в этом ящике настоящую гармонь. Тут же старший, Федька, знавший, что это такое, вытащил ее из футляра и растянул меха. Раздался хрипловатый безрадостный звук, и дети испуганно оглянулись, проверяя: не разбудили ли они кого-нибудь. Но все в коровнике спали, и тогда Федька опустил осторожно инструмент на пол возле спящего незнакомца. А сам отошел к ближнему окну.

За окном снова шел снег, и от этого зябко вдруг стало пацану. Вернулся он к печке, у которой незнакомец спал, открыл дверцу и только рдевшие угли увидел. Тогда бросил он туда еще дров, тут же рядом сложенных, закрыл дверцу, но так и остался сидеть в этом теплом месте.

Скрипнула дверь - пришла баба с кухни, прошлась между лавками, разбудила еще двух баб, и вместе они ушли из коровника.

Затем проснулся ангел. Подошел к ближней печке, подбросил дров и тоже, как Федька, погреться присел.

Завтракали во втором человеческом коровнике. Пришелец, дуя на горячую овсянку, с любопытством рассматривал помещение.

- И это вот так вы живете? - спросил он у сидевшего рядом бригадира.

- Ага, - ответил тот. - Хорошо живем, ты лучше о себе расскажи: кто такой, откуда?

Все за столом притихли, ожидая рассказа. Горбун-счетовод даже ложку с кашей обратно в миску опустил.

- А што рассказывать? - пожал плечами пришелец. - Зовут меня Демид Полуботкин, жил в Москве, потом прислали в колхозный дворец культуры тут недалеко, в село Нижняя Колода. Ну а оттуда я сбежал...

- А чего тебя туда прислали? - спросил один из мужиков.

- Культуру укреплять.

- А чем ее, эту, укрепляют?

- Ну чем, песнями, плясками...

- Так ты, што ли, и поешь?! - радостно воскликнул бригадир. - А?

- И пою, - горделиво произнес Демид Полуботкин.

- Так споешь, может, чего после завтрака? - спросил счетовод.

- Не-е, - мотнул головой Демид. - Для этого особый настрой нужен, радость должна внутри быть... это ж не копать.

Бригадир кивнул.

Счетовод нахмурился.

- Ну а про жизнь в Москве рассказать можешь? - спросил какой-то мужик.

- Могу, - сказал Демид.

- Вот што тогда, - заговорил бригадир. - Надо, шоб все слышали... Давай это в классе расскажешь, а?

Демид согласился, и тогда бригадир после завтрака объявил всем, что вечером в классе про Москву расскажут.

Прошелся потом Демид по Новым Палестинам, с интересом рассматривая строения и жителей, а когда уже возвращался в главный коровник, где ему лавку определили, столкнулся лицом к лицу с хорошенькой светловолосой девушкой, одетой в валенки и большого размера тулуп, и без всякой шапки.

- Это вы из Москвы? - спросила она, смущенно улыбаясь.

- Я, - ответил Полуботкин.

- Катя, учительница. - Девушка протянула руку.

- Дема. - Улыбнулся Полуботкин.

- Вы сегодня будете про Москву рассказывать?

- Ага. - Дема кивнул. - Буду.

- Это хорошо, - сказала Катя и, еще раз мило улыбнувшись, отошла, оставив Полуботкина в некотором недоумении.

Отошла она, потом обернулась и проводила его взглядом, пока в человеческий коровник он не вошел.

"Смешной какой! - подумала Катя. - И животик такой кругленький, что аж выпирает! Кушать, должно быть, любит!"

Вечером Полуботкин рассказывал про жизнь в Москве. Про конных милицейских, про магазины, про кино.

Народу собралось очень много. Слушали его внимательно, затаив дыхание, и только иногда кто-нибудь из малокультурных мужиков перебивал рассказ простым вопросом, стараясь уяснить, на что похожи вещи, про какие Полуботкин рассказывает.

- А че это - кино? - прозвучал негромкий вопрос.

- Кино - это такая иллюзия, как жизнь, только в жизни все происходит один раз, а кино можно много раз смотреть...

- А че это - иллюзия?

- Подожди, - теперь уже Полуботкин осадил вопрошающего. - Вот, к примеру, фотографии знаете? Некоторые кивнули.

- Ну а это так же, только движение снимает. Ясно? Конечно, было это не ясно, но сам рассказ нравился новопалестинянам больше, чем разные объяснения.

Узнали новопалестиняне от Демида и про Кремль, и про Кремлевского Мечтателя, и о том, что москвичи утром и вечером руки моют и в каждой квартире есть туалет... Бабы, услышав это, завздыхали. Тут бригадир перебил рассказ, заявив, что гость устал и пора женщинам на вечернюю дойку идти.

А когда разошлись новопалестиняне, подошел бригадир к Демиду и сказал ему:

- Ты б тоже че-нибудь плохое про Москву рассказывал, а то сидят, рты пораззевали, слюну пускают!

- Да как же можно, про Москву и плохое? - искренне удивился Полуботкин. Это же сердце Родины!

- А чего ж тебя оттуда выслали?

- Не выслали, а послали... Потому, что в Москве слишком много культуры, а в других местах, особенно в селах, ее вообще нет.

Бригадир почесал за ухом, подумал. Потом сказал:

- Так вот возьми лучче и спой, чем сказки рассказывать!

- Будет настрой такой, тогда и спою, - сердито ответил Полуботкин. - А не будет настроя, так...

Бригадир, будучи явно в неприятном настроении, развернулся и, больше ни слова Полуботкину не сказав, ушел.

Шли дни. Полуботкин прижился в Новых Палестинах, спал, ел и больше ничего не делал, даже уже и про Москву не рассказывал. Говорил, что настроя нет. Лежала у него под лавкой без дела гармонь в футляре. И сам он часто лежал, глядя в потолок и наслаждаясь теплом помещения.

Подошел к нему однажды счетовод. Присел на лавку и сказал строго:

- Ты уже почитай неделю бесполезно живешь здесь...

- Как бесполезно? - спросил слегка удивленный Демид.

- Пользы от тебя никакой, только ешь и спишь. Вон и живот у тебя круглый, хоть сам ты и не жирный.

- Ты мой живот не трогай! - рассердился Полуботкин. - Он у меня специально такой, чтоб, когда пою, больше мощи было.

- Ну, мне твой живот не нужен, - горбун махнул рукой. - Мне нужно, шоб ты пользу приносил. Отрабатывать еду надо-то...

Демид задумался.

- А што же мне делать? - спросил он серьезно, понимая, что нехорошо все-таки так на всем готовом сидеть и ни хрена не делать.

- Ну, отработать тебе трудно будет, может, лучше отпоешь? За каждый день по песне, добро?