Кевин АНДЕРСОН - Журнал «Если» 2002 № 08

— А как насчет моих гражданских прав? — возмутился почтенный Бенджамен. — Как насчет моей судьбы?

— После полуночи сегодняшнего дня запрещается создание, хранение, перенастройка или стирание двойников, заместителей, симов, до-кси, даггеров и других видов жизни человекоподобных, за исключением случаев, предписанных законом, — пояснил кардинал.

— Интересно, кто возместит мне потерю собственности? Я требую справедливой компенсации. Так и передайте своим боссам!

— Собственность! — воскликнул кардинал. — Так вот какого они мнения о нас, прекраснейших творениях! — Он перевел взор с публики на престарелого Бенджамена, и Энн ощутила эту перемену так отчетливо, словно туча неожиданно заслонила солнце. — Они всегда будут считать нас собственностью, потому что создали нас!

— Вы чертовски правы: именно мы вас создали! — прогремел старик.

Энн невероятным усилием воли оторвала взгляд от кардинала и взглянула на стоявшего за трибуной Бенджамена. Ну и смешное зрелище! Лицо раскраснелось, в руке порхает ярко-зеленый носовой платок! Ну просто бентамский петух в клоунском костюме!

— И вас ни в коем случае нельзя назвать людьми! Моделируете человеческие ощущения, но не испытываете их! Послушайте, — обратился он к публике, — вы меня знаете. Я всегда относился к вам с уважением. Разве я не совершенствовал вас при каждом удобном случае? Да, я перезапускал вас, но каждый раз вносил изменения. И вы при этом не жаловались!

Энн вдруг почувствовала, что внимание кардинала снова направлено на нее. Она машинально подняла глаза и вздрогнула от волнения. Хотя кардинал парил на достаточной высоте, она была почти уверена, что может протянуть руку и коснуться его. Красивое лицо, казалось, маячило в нескольких дюймах от нее, и Энн ясно видела каждую черточку, каждую смену выражений. «Это обожание, — поняла она. — Я обожаю эту личность». Интересно, он только на нее так действует или на всех остальных тоже?

Очевидно, престарелый Бенджамен остался равнодушен к обаянию кардинала, потому что продолжал язвить:

— Говорят, что вас переведут в Симополис постепенно, чтобы не перегружать систему. Но имеете ли вы хоть какое-то представление, сколько симов, двойников, заместителей, докси, даггеров и тому подобных живут под солнцем? Не говоря уже о куэтах, эджанктах, холли-холо, то есть всех, способных пройти тест? Три миллиарда? Тридцать? Нет, по собственным оценкам Мирового Совета, вас триста тысяч триллионов! Можете себе представить? Я не могу. И одновременные операции, как бы вы их там ни назвали, выведут из активного действия все сети. Все! Это означает, что мы, настоящие люди, окажемся заброшенными и лишенными своих прав. И для чего все это? Чтобы свиньи могли летать?!

Кардинал стал подниматься в небо.

— Не презирайте его, — посоветовал он, в упор глядя на Энн. — Мы никого не оставим. Я навещу тех, кто еще не прошел тест. Дожидайтесь полуночи.

— Постойте! — окликнул старик, и сердце Энн отозвалось: не уходите… — Мне нужно сказать еще кое-что. По закону, до полуночи вы все являетесь моей собственностью. Должен признаться, меня так и подмывает сделать то, что уже сделали мои друзья: сжечь вас всех. Но я так не сумею. Это против моей природы.

Его голос дрогнул, и Энн хотела взглянуть на него, но кардинал ускользал…

— Поэтому у меня осталась одна маленькая просьба. Через несколько лет, когда будете наслаждаться новой жизнью в Симополисе, вспомните старика и хоть разок позвоните.

Когда кардинал растаял в воздухе, Энн наконец освободилась от гипноза. Прежнее чувство неловкости и тоски вернулось с удвоенной силой.

— Симополис, — повторил Бенджамен, ее Бенджамен. — Мне это нравится!

Остальные симы замигали и начали исчезать.

— Сколько же мы пробыли в архиве? — протянула она.

— Посмотрим… — буркнул Бенджамен. — Если завтра первый день две тысячи сто девяносто восьмого, значит…

— Я не об этом. Хочу знать, почему они так долго держали нас в хранилище.

— Ну, полагаю…

— И где другие Энн? Почему я здесь единственная Энн? И кто эти мочалки?

Но она говорила в пустоту, потому что Бенджамен тоже растворился в воздухе, и Энн осталась в аудитории одна, если не считать старого Бенджамена и полдюжины самых первых его симов (как она поняла, старомодных голограмм дошкольника Бенни, доверчиво смотревшего в аппарат и бесконечно махавшего рукой). Но и их скоро не стало.

Старик изучал ее, слегка раскрыв рот. Зеленый платок подрагивал в ревматических пальцах.

— Я помню тебя, — с трудом выговорил он.

Энн хотела что-то ответить, но…

Энн неожиданно очутилась в гостиной загородного дома, рядом с Бенджаменом. Все было, как раньше, и тем не менее комната казалась другой: краски богаче, мебель массивнее. В дверь постучали, и Бенджамен пошел открывать. Нерешительно дотронулся до ручки, обнаружил, что рука лежит на поверхности, повернул. Никого…

Снова стук, на этот раз в стену.

— Войдите! — крикнул он, и сквозь стену прошла дюжина Бенджаменов. Две дюжины. Три. Все старше Бенджамена, и все сгрудились вокруг него и Энн.

— Добро пожаловать, рад видеть, — воскликнул Бенджамен, раскинув руки.

— Мы пыталась позвонить, — пояснил седовласый Бенджамен, — но этот ваш старый бинарный симулакр совершенно изолирован.

— Симополис знает, как исправить положение, — вставил другой.

— Вот, — объявил еще один и, выхватив из воздуха диск размером с обеденную тарелку, прикрепил к стене у двери. На диске красовался синий медальон с барельефом, изображавшим лысую голову.

— Сойдет, пока мы не модернизируем вас, как полагается. Синее лицо зевнуло и открыло крошечные пуговичные глазки.

— Оно завалило тест Лолли, — продолжал Бенджамен, — так что можете скопировать его или стереть… как пожелаете.

Медальон обыскивал глазами толпу, пока не заметил Энн.

— Триста тридцать шесть звонков. Четыреста двенадцать звонков. Четыреста шестьдесят три звонка.

— Так много? — удивилась Энн.

— Создай двойника, чтобы принимал звонки, — посоветовал ее Бенджамен.

— Он считает, что все еще человек и может создавать двойников, когда захочет, — вмешался Бенджамен.

— Шестьсот девятнадцать звонков ждут ответа, — сообщил медальон. — Семьсот три.

— Ради Бога, принимайте сообщения, — велел медальону Бенджамен.

Энн заметила, что толпа Бенджаменов вроде как старается оттеснить ее Бенджамена, чтобы подобраться поближе к ней. Но ей вовсе не доставляли удовольствия подобные знаки внимания. Ее настроение больше не соответствовало легкости кружевного свадебного наряда, который она все еще носила. На душе было скверно. Впрочем, как обычно.

— Расскажите об этом тесте, — попросил ее Бенджамен.