Неизвестен Автор - Дом

- Несомненно.

- Но мотив?

- Вчера Мари попросила осмотреть ее... Она была беременна.

Дюбуа вдруг почувствовал идиотское желание воскликнуть: "Я тут ни при чем!" Вместо этого он обратился к Леблану:

- Но, инспектор, если ваша гипотеза о мстителе верна, то ему ничего не стоило повесить служанку, инсценировав самоубийство.

- Я вполне согласен с доктором, - ответил Леблан, заканчивая осмотр тела. - Видите ли, когда человека вешают против его воли, ему либо связывают руки, либо предварительно приводят его в бесчувственное состояние. Очевидно, в обоих случаях жертва не может схватиться за веревку. Напротив, самоубийцы обычно рефлекторно делают это в последний момент, отчего на руках остаются соответствующие следы, каковые и присутствуют в данном случае... Конечно, в отсутствие мотива это не было бы стопроцентным доказательством, однако информация доктора...

Жалость Дюбуа к Мари мгновенно улетучилась.

- Ей не следовало делать это в моем доме! - зло воскликнул он.

- Не думаю, что она специально хотела доставить вам неприятности, покачал головой доктор. - Вероятно, это было внезапное импульсивное решение. Должно быть, гнетущая атмосфера дома послужила толчком...

- Оставьте мой дом в покое! "Гнетущая атмосфера", "дом смерти" - это все идиотские выдумки, и я докажу вам всем, что здесь можно жить самым прекрасным образом!

Как только посторонние удалились, Жаннет обеспокоенно спросила:

- Жак, ты ведь не собираешься здесь остаться?

- Разумеется, мы останемся.

- Но ты обещал!

- Я думал, что мы имеем дело с чертовски ловким и коварным убийцей. Но оказалось, что Мари никто не убивал, а значит, и опасности нет.

- Нет опасности?! Пять смертей за две недели!

- Это всего лишь крайне неприятное совпадение. Ну и не совсем совпадение... Каждый следующий несчастный случай взвинчивает нервы людей, повышая тем самым вероятность новой трагедии...

- Ты можешь сколько угодно рассуждать с умным видом, но я здесь больше не останусь.

- Жаннет, надо потерпеть еще какой-то день. А там прибудут новые слуги, и жизнь войдет в нормальное русло. Нельзя сейчас бежать; надо сломать эту традицию нарастающего страха...

- Я уезжаю, Жак, уезжаю немедленно. Если ты не хочешь ехать, я еду одна.

Дюбуа потерял терпение.

- Можешь ехать куда угодно. Мне не нужны истерички. Если ты уедешь сейчас, между нами все будет кончено.

- Жак, не говори так... Я хочу быть с тобой... но только не в этом доме. Мне страшно, Жак... очень страшно...

- Ты под моей защитой!

- Есть вещи, над которыми даже ты не властен...

- Ну, хватит этой суеверной чепухи! Я прошу... я требую, чтобы ты осталась. Нет? Ты хорошо подумала, чего лишаешься? Все еще нет?

Он подошел к ней и с размаху ударил по щеке. Ему и прежде, хотя крайне редко, приходилось пользоваться этим средством, чтобы одернуть ее. Тогда это помогало.

Жаннет отвернулась и заплакала.

- Прощайте, мосье Дюбуа, - сказала она.

- Леруа! Леруа! - закричал взбешенный предприниматель. Появился встревоженный мажордом.

- Отправляйтесь в деревню и наймите кого-нибудь, кто отвезет мадемуазель в город. Прямо сейчас.

- Бесполезно, мосье. Теперь, на ночь глядя, никто не согласится оказывать вам услуги. Может быть, подождать до утра?

- Я сказал - сейчас! Если никого не сможете нанять, повезете ее сами! Все, ступайте с глаз моих! Оба!

Дюбуа остался в огромном доме один. Черная безлунная ночь окутала поместье, угрюмый лес, проходящую через лес дорогу... Затрещав, погасла свеча, оставив владельца дома наедине с темнотой и безлюдьем. Снова издалека донесся волчий вой; на этот раз, как почудилось Дюбуа, в нем звучала не тоска, а торжество и одновременно мрачная угроза. Он представил себе, каково слушать этот вой одинокому путнику там, в холодной и неприветливой ночи, и содрогнулся.

Экипаж катился по ночному лесу. Слева и справа высились во мраке стволы старых деревьев, помнивших, вероятно, еще первого графа де Монтре; длинные корявые ветви кое-где переплетались над дорогой. Холодный ночной ветерок шептался в листве, шевелился в кустах; где-то глухо заухал филин. Леруа, правивший лошадьми, непроизвольно поежился. Казалось невероятным, что где-то существует расцвеченный огнями Париж, что в кабаре и ресторанах сейчас кипит веселье, что на дворе прагматичный девятнадцатый век; здесь, в лесу, все было словно пропитано духом древности, духом давно миновавших времен - или, скорее, вневременья, застывшей и окостеневшей вечности. Леруа, наверное, не очень бы удивился, если бы навстречу из-за поворота выехал рыцарь в латах или показался средневековый монах в остром клобуке. Он уже сожалел, что взялся отвезти ночью в город любовницу хозяина - как он подозревал, теперь уже бывшую любовницу; если бы он просто объявил Дюбуа, что исполнить его поручение некому, тот, возможно, сказал бы Жаннет: "Добирайся сама, как знаешь", и она, столкнувшись с подобной перспективой, пошла бы на примирение - не на это ли рассчитывал хозяин? Так или иначе, теперь уже поздно об этом думать; вот разве что Жаннет сама попросит повернуть назад...

В этот момент сзади отчетливо донесся волчий вой. Здесь, в лесу, он звучал куда более зловеще, чем в доме. Жаннет высунулась в окно.

- Скорее, Леруа! Вы слышите?

- Ничего страшного. В здешних местах обычно люди охотятся на волков, а не наоборот, - ответил тот, однако подхлестнул лошадей.

Через несколько минут вой прозвучал снова, на этот раз уже гораздо ближе. Леруа подивился: если это не обман слуха, то зверь перемещался с потрясающей скоростью. Затем он решил, что это, скорее всего, выл другой волк. Лошади стали проявлять заметное беспокойство.

Волк завыл в третий раз - теперь уже совсем рядом, буквально за поворотом. "Быстрее, быстрее!" - кричала Жаннет, но лошади уже не нуждались в понуканиях. Леруа почувствовал, что не может справиться с ними. Подстегиваемые древним ужасом, кони помчались во весь опор; карета стонала и раскачивалась на рессорах. Низко склонившаяся ветка царапнула по верху кареты, словно рука, пытающаяся удержать ускользающую добычу.

- Что вы делаете, мы разобьемся! - закричала Жаннет. В следующий момент спазм перехватил ей горло: оглянувшись назад, она увидела преследователей.

Следом за каретой мчалось семь или восемь крупных волков; перепуганной Жаннет они показались просто огромными. Самый большой бежал впереди; это был великолепный зверь с шерстью редкого серебристого оттенка. Его глаза светились в темноте, что вообще-то обычно для животных этого вида, но Жаннет почудилось, что в них сверкает адский огонь. Преследователи мчались совершенно бесшумно, как призраки, и расстояние между ними и потенциальными жертвами, несмотря на бешеный бег коней, с каждой минутой сокращалось. Леруа уже не пытался управлять лошадьми; он сидел, вцепившись в поводья и уставясь в темноту вытаращенными от страха глазами.