Алексей Ланкин - Лопатка

Говорил больше Фёдор. Он рассказывал, а Степан дивился: толком и образования у брата никакого, и на руководящих должностях он не бывал, но как же много держит в себе эта большая лобастая голова! Свистела мимо окон холмистая читинская степь - и Фёдор объяснял про бурятские дацаны, про разницу между Большой и Малой Колесницами и про то, зачем сверкают на вершинах сопок серебряные точки буддистских молелен - або.

Стучал поезд скалистым берегом Байкала - и Фёдор знал, сколько метров до дна в самом глубоком месте священного озера, и как ездить по льду на грузовиках с открытыми дверцами, и почему Байкал долго не встаёт зимою.

Проезжали Екатеринбург, бывший Свердловск - и Фёдор посвящал брата в историю вторчерметовской, шарташовской и уралмашевской шпаны, в новейшее время вылившуюся в столь грозную картину властных группировок, что и самой Москве впору.

Где не бывал Фёдор сам - оттуда были у него приятели и знакомые, и, как у рачительного хозяина ничего в доме не пропадает, так и в умственном хозяйстве Фёдора всякий пьяный рассказ, всякая мимолётная встреча шли в дело. И покалывало Степана: прям и искренен с ним брат, и тепло заботится но ведь и его, Степанову, жизненную историю не выпустит из рук, приберёт на полочку, чтобы потом при надобности достать не ища.

В Москве нашёлся у Фёдора друг, который уезжал в отпуск и рад был оставить квартиру под присмотр степенным людям. Первые дни, покуда они примерялись к учреждениям, которых наплодилось куда больше, чем помнил Степан по прежней жизни, всё продолжался у них состроившийся под стук поездных колёс лад. Вечерком, взяв для уюта пол-литра в Двадцати четырёх часах напротив (тоже новшество - эти круглосуточные магазины! Но вроде бы невредное), вели они неторопливые беседы. И уже прояснялось, как вернее дать ход степановым бумагам - но на пятый день их пребывания в Москве вроде бы случайно, а если вдуматься, то роково, встретился им тот самый Юрий Павлович Алданов, который девять лет назад, как доподлинно было известно Степану Ильичу, отправил его за решётку.

Тогда лихорадкой колотило его желание: попав в Москву, найти Юру Алданова. Не убивать, нет - а лишь молча посмотреть в глаза. Так посмотреть, чтобы до конца дней своих тот по ночам просыпался в холодном поту, преследуемый кошмаром сегединского взгляда. Девять лет назад Степан Ильич в Москву не успел - опередили люди в штатском. А нынче стоял он на залитой солнцем Садово-Кудринской улице, сам сморщенный и бледный - а бывший начальник и бывший друг не торопясь выставлял на тротуар ногу в сверкающем ботинке, вылезая из так же зеркально сверкающего автомобиля.

Юрий Павлович был сед, но благородно, красиво сед. К своим почти шестидесяти годам он пришёл не худ и не толст и держался при небольшом росте молодецки. На нём не было ни золотых цепей, ни перстней, но от всей его фигуры, облачённой в светлый летний костюм, веяло не просто деньгами, а очень большими деньгами. Заробевшего старшего Сегедина Юрий Павлович приветствовал с высшим шиком аристократа, то есть просто и дружески:

- Степан! Какими судьбами? - и искренняя радость прозвучала в его голосе.

Он глянул на простые часы с сероватым браслетом - Степану Ильичу и невдомёк было, что это Ролекс, который стоит столько же, сколько автомобиль у человечка помельче - извинился за занятость и тут же назначил обоим братьям встречу в гостинице Олимпик-Пента. Чтобы не вводить братьев в большее смущение, Юрий Павлович не стал объяснять, что в Олимпик-Пенте он посещает плавательный бассейн и тренажёрный зал.

За ужином Степан Ильич стеснялся своей поношенной одежды и утраченных манер, Фёдор же был бодр, с удовольствием пил и Шабли, и Бордо и несколько раз отходил к шведскому столу за добавкой. Он с интересом расспрашивал Алданова о его бизнесе в области цветных металлов - бизнесе не на уровне приёмных пунктов, которые контролируют бритоголовые, а на уровне правительства, всероссийских акционерных обществ и многомиллиардного экспорта.

После ужина перешли в отдельную гостиную, куда им подали кофе, коньяк и сигары. Степан Ильич опять подивился на брата: где этот потомок степных кочевников научился обрезать кончик и прикуривать на весу, не беря сигару в губы?

Юрий Павлович пыхнул пахучим дымком, отхлебнул коньяку и отставил бокал в сторону. Всем сразу стало ясно, что именно теперь разговор пойдёт серьёзный.

- Послушай, Степан, моего совета. Даю его ради старой - и, надеюсь, возобновленной дружбы. Бросай волокиту с пересмотром дела. В лучшем случае добьёшься статьи в Московском комсомольце, да и то вряд ли. Жертвы застоя сейчас никого не интересуют. Геннадий Михайлович, которого ты упомянул, вовремя угадал струю - что ж, честь ему и хвала. Мы с ним видимся иногда... А тебе не советую. Это не пустые слова: я предлагаю тебе другой вариант, реальный. У тебя большой опыт, дело ты знаешь до тонкостей. Нам нужны такие люди. На твоей родной Лопатке сейчас снова ведутся разработки. Восемь лет всё стояло. Народ разбежался. Оборудование пришло в негодность. Сейчас мы этот проект возобновляем. Не в прежних, конечно, масштабах: никаких БелАЗов, никаких причалов, которые ежегодно требовалось восстанавливать. Это лишнее. Мы вернулись к старой доброй практике старательской артели, - Юрий Павлович снисходительно улыбнулся. - Это не Норильск и не Учкудук, но свой дивиденд точка приносит и будет приносить. А наша политика такова: за большими делами не забывай малых. Это и называется контролировать ситуацию.

Юрий Павлович отпил кофе и зорко посмотрел на Степана Ильича. Тот слушал молча, вертя в руках бокал и разглядывая золотистые потёки на его стенках.

- Заведует хозяйством на Лопатке Малкин, Александр Петрович. Помнишь такого?

- Ещё бы не помнить, - мрачно кивнул Сегедин.

- Примечательная судьба! Он же на Лопатке был первый, электроразведку проводил. Потом быстро пошёл в гору, защитился оба раза блестяще, его уже из Ленинграда прочили в министерство - но тут министерство их упразднили. В последние годы мучился со своим институтом без финансирования, пытался зарабатывать коммерческими проектами, но ты представляешь, как это тяжело. Геофизический институт - не казино. У меня, да и у тебя, в прежние времена были с ним разногласия. Но я видел, как он бьётся, и искренне хотел помочь, забыв все нелады. Сейчас он снова на Лопатке и, ты знаешь, доволен. Типичная ситуация. У нас люди, как правило, довольны. По собственному желанию мало кто уходит.

Юрий Павлович помолчал и добавил:

- Впрочем, и увольняем редко.

Сегедин изредка взглядывал на лицо однокашника, изборождённое благородными морщинами, но свежее. Не то, что его собственная туберкулёзная, лагерная рожа. Подумал Степан Ильич, что Алданов, как и брат Фёдор, исключительно цепок на людей. Ни один поворот в биографиях его многочисленных знакомых не выветривается из его памяти. Но только Фёдору люди нужны, чтобы в душевном разговоре помянуть добрым словом, а Юрию Павловичу - чтобы использовать их в бизнесе. Вот Малкин - это, возможно, колесо алдановского Мерседеса. Кем ему, Сегедину, предлагают стать? Запонкой на алдановской рубашке? Вряд ли. Запонка ему нужна подороже. Разве что пуговицей.