Ольга Ларионова - Вахта Арамиса, или Небесная любовь Памелы Пинкстоун

- Любить - это знать, - еще раз повторил 0'Брайн, только чтобы не говорить того, что нужно сказать.

- И нет, - сказала Паола, - и не обязательно. Вот самые мои любимые цветы - глицинии. Это огромные лиловые колокольчики, глянцевые, словно сделанные из восковой бумаги, а листики малюсенькие, темно-зеленые, и тоже словно восковые. Если цветок в воду бросить - он потонет, тяжелый такой. А под водой засветится лиловым светом. Это - мои глицинии. Я их такими люблю. А какие они на самом деле - не знаю. Никогда не видела. Но ведь это не важно, правда? Важно, какими я их люблю...

Дэниел не отвечал ей. "А я никогда не был на севере Африки, - думал он. - Для меня Марокко - это тонкий белый песок, и не холмами - ровной пеленой, как снег. И эта огромная женщина с копной жестких, звериных волос... Чтобы схватить за эти волосы, бросить на песок и видеть глаза, черные до лилового блеска, остекленевшие от ужаса, как замороженные сливы, и живой хруст ломающихся пальцев..."

- Поди сюда,-сказал капитан 0'Брайн, и Паола не шагнула - качнулась навстречу ему, - просто ноги не успели сделать этого шага.

Марсианин сидел, бесстыдно выставив заднюю ногу пистолетом, и вылизывал ее, так что розовая шерсть ложилась лоснящимися влажными дорожками. Когда Симона подошла, он опустил ногу и с убийственным акцентом сказал:

- Бынжюр.

- Привет, - сказала Симона, присаживаясь перед ним на корточки, - ты Аду видел?

- Не видел, - сказал марсианин.

- А Ираиду Васильевну видел?

- Не видел, - снова сказал марсианин. - А вот Кольку твоего видел. Он сюда летит. Скоро будет.

- Где же скоро? - вздохнула Симона. - Еще два с половиной миллиона лет ждать.

- Больше ждала, - наставительно заметил марсианин и почесал пушистое кремовое брюшко. - И еще подождешь.

- А Паолу видел?

Марсианин томно потянулся и откопал в красной марсианской траве старенький транзисторный приемник. Полились сладкие звуки Свадебного марша Мендельсона.

- Счастливая Паша! - патетически воскликнул марсианин голосом Ираиды Васильевны.

- Что-то ты врешь сегодня, - заметила Симона, - всем счастья наобещал.

- А я так и должен, - сказал марсианин, - я розовый.

Симона рассердилась на него - и проснулась.

Еще не вполне сознавая, что к чему, она подняла руку и щелкнула тумблером.

- Пашка, - позвала она, - Пашка!

Экран фона упорно оставался темным, - видно, Паола еще не приходила в свою каюту. Симона мельком глянула на часы - крошечный такой кружочек на огромной смуглой ручище. Скверно - половина двенадцатого, проспала больше, чем собиралась. Но где же этот чертенок? Просила ведь по-человечески разбудить через час.

Защелкали тумблеры короткого фона: кухня, коридор, кладовая, салон... Пусто. Симона вскочила. Последние кнопки, судорожные вспышки контрольных лампочек: кибернетическая - ванная - шлюзовая -а библиотека, - всё.

И - каюта начальника станции.

- Паша... - выдохнула Симона, словно всю станцию она сейчас обежала бегом.

- Это я разрешила, - каким-то деревянным, безжизненным голосом произнесла Ираида Васильевна.

Симона сунула босые ноги в туфли, вылетела в коридор и ворвалась в каюту своего начальника:

- Пашка что - у него?

Ираида Васильевна, прямая как палка и застегнутая на все пуговицы, стояла посреди каюты:

- Час тому назад Паола Пинкстоун попросила разрешения вместе с капитаном 0'Брайном осмотреть "Бригантину".

Симона села на ее аккуратно застеленную постель:

- Какого черта?

- Симона, - отчеканила Ираида Васильевна, и Симоне стало до отчаянья ясно, что ничему уже не помочь, и вовсе не потому, что в Пространстве приказы начальника не обсуждаются (именно за этим она сейчас и прибежала), но уходит время, и вместе с ним- возможность вытащить эту дурочку из всей этой помойки, - как начальник станции, я несу ответственность перед Комитетом космоса...

- Ай, да при чем здесь Комитет! - Симона запустила пальцы в волосы; потом откинула их, чтоб не мешали смотреть, и тихо, глядя в упор в раскосые, как у Митьки, глаза, спросила: - Послушайте, а вы вообще разбираетесь в мужчинах?

Ираида Васильевна побледнела до желтизны.

- Нет, - сказала она, - ну и что же?

- А вы можете мне поверить, что это - всего лишь забава, случайная ночь на станции, эдакая перчинка после президентских дочек и грудастых фонозвезд.

- Да, - сказала Ираида Васильевна, - ну и что же?

Тут даже Симона оторопела.

- Пусть вы опытнее меня, - продолжала Ираида Васильевна, -.охотно вам верю (Симона тихонько вздохнула - о том, что было до Николая Агеева, по всему Пространству мифы ходили, один только Колька их не слушал). Пусть вы даже не ошиблись. Ну и что же? Пусть - забава, случайная . ночь, перчинка и все прочее, - и все-таки это может стать для нее счастьем на всю жизнь. Чудес не бывает, Симона, и капитан этот, баловень, никогда не поймет, что за невзрачной рожицей - человек. Не без глаз я, вижу, что не пара они. Ну и что же? Уйдет. Бросит. Забудет. Но для нее-то - на всю жизнь, да так, чтобы каждую ночь вспоминать, и молиться - как сейчас она богу молится. Старому богу, маминому да бабкиному. Потому что нет счастья горше и священнее, чем счастье памяти. Только откуда вам про такое счастье знать? У вас-то оно всегда при себе.. А если и бедою обернется для нее эта ночь - все равно это будет ЕЕ горе. И чем бы это ни было - все равно для нее это слишком большое, чтобы чужими руками заслонять...

Симона поднялась, пошла к иллюминатору. "Это я-то не знаю, что такое счастье памяти?" - и задохнулась вдруг, потому что так вот иногда не хватало его, как в миг смерти не хватает жизни.

Было слышно, как Ираида Васильевна тяжело опустилась на стул.

- Паша - девка взрослая, - сказала она уже другим голосом. - Не Митя же, в самом деле. А вообще странно, что не вы мне, а я вам все это говорю. Вроде бы вы должны были взять Пашу за руку да к капитану ее свести - люби, мол, покуда любится... Вы уж простите меня, Симона, только странно мне как-то, что на любовь-то вы только для себя щедрая.

Симона повернулась и вихрем вылетела в коридор. Сзади, в аккуратной маленькой каюте Ираиды Васильевны, что-то валилось и рушилось.

- Ты знаешь?.. - спросила Ада.

Симона кивнула.

- У них там три кибера, не успели еще вывести.

Все на контроле приборов. С передачей в центральную. 0'Брайн включил только регенератор воздуха.

- Естественно, - сказала Симона.

Некоторое время обе они молчали, невольно прислушиваясь, словно из планетолета могли донестись какие-нибудь звуки.

- Знаешь; я много раз думала, - продолжала Ада (эти ночные бдения в центральной удивительно располагали к неторопливым беседам), - когда наша Ираида решится хоть на какой-нибудь самостоятельный шаг, на вершок выходящий за рамки инструкций. Но уж никогда не предполагала, что это может случиться по такому поводу.