Юлия Латынина - Вейская империя (Том 1-5)

Нан вздохнул. Конечно, обеспечением проклятых бумаг были земли, которые еще только предстояло завоевать!

Однако Нан, по хорошо известным ему причинам, не сомневался, что Андарз эти земли - завоюет. И тогда даже те, кто купил акции по самому высокому курсу что-то за них получат. Получат не так много, как мечтается лавочнику, все равно половину украдет Андарз, - но аферой это назвать будет нельзя. Нет, не это тревожило Нана...

Министр перебрал в уме все эпизоды встречи с Мнадесом и решил, что беспокойство оттого, что Мнадес лгал. Да: несомненно лгал, завтра, в зале Ста Полей, он расставит Нану ловушку. Нан осклабился. Все ловушки были предусмотрены. Самое лучшее - иметь план и не иметь его.

Нан стукнул в медную тарелочку.

- Чаю и бумаг! - сказал он вошедшему чиновнику. - Тех, об инисской контрабанде. Черт знает что делают!

Утром, в час, назначенный для подачи доклада, сто дворцовых чиновников и триста чиновников государственных пришли в залу Ста Полей и заняли подобающие рангу места.

Они увидели залу, подобную раю, в которой перекликались яшмовые птицы и кивали головами звери, усыпанные всеми пятнадцатью видами драгоценностей. Четыре двери, по числу видов поощрений, вело в залу Ста Полей. Сто колонн, по числу видов наказаний, поддерживало небесный свод, а между колоннами ходило золотое солнце на бронзовой петле, и колонны были столь огромны, что от одной колонны до другой лежал один дневной переход солнца.

Тут зазвучала музыка и вошел государь в белых нешитых одеждах и в белой маске мангусты. В одной руке у него было бронзовое зеркало власти, в другой - длинный бич наказания. "Распуститесь" - промолвил государь, и тут же на Золотом Дереве распустились рубиновые цветы. "Созрейте" - молвил государь Варназд, - и дерево покрылось золотыми гранатами. Звери принялись танцевать, а чиновники упали на колени, - много ли, мало взять слов, красоту этого не опишешь!

Совершили молитвы и возлияния, спросили одобрения богов, и вышло так, что боги одобрили происходящее. Государь лично сорвал золотой гранат и положил его на подушку у алтаря государя Иршахчана. Объявили, что желающий сказать слово должен брать золотой гранат.

Люди вытянули шеи. Первый министр повернул голову и стал глядеть на господина Мнадеса. По вчерашнему уговору, Мнадес должен был взять в руки гранат и просить об отставке. Но старик отчего-то медлил. Слезы навернулись на его глазах, - может быть, от обилия бликов и света? "Что задумал этот негодяй?" - мелькнуло опять в голове Нана. Мгновения шли: Мнадес плакал.

В этот самый миг, оттолкнув других, к алтарю подошел юноша в платье дворцового чиновника низшего ранга, с лицом белым, как камфара и с холодными голубыми глазами. Он вцепился в золотой гранат и сказал:

- Государь! Дозвольте докладывать!

"Откуда это?" - зашептались кругом. А Киссур уже кланялся государю.

Киссур провел бессонную ночь наедине с покойницей. Он не раз в мечтах произносил свой доклад, и теперь, казалось, ему надо было лишь перебелить его, однако первую ночную стражу он просидел впустую. Он сначала думал, что его смущает покойница, - но та лежала смирно. Тогда Киссур вышел из флигеля и увидел на земле, напротив двери, огромного белого кота, и подумал, что это первый министр или его соглядатай. Киссур прошептал заговор и метко швырнул в кота камнем. Тот пискнул и пропал. Наваждение исчезло, Киссур сел на циновку и к утру перебелил доклад. Впрочем, он собирался говорить не по-писаному.

Киссур огляделся. Резное небо. Квадраты полей. Сотни лиц. Дым выходит из курильниц, между зеркалами и дымом бродят туманные призраки. Стоит аметистовый трон, - правой ножкой на синем квадрате, называемым "небо", левой ножкой на черном квадрате, называемым "земля", так что тот, кто сидит на троне, одной ногой попирает землю, а другой - небо, а над спинкою трона горит золотое солнце и две луны, так что тот, кто сидит на троне, касается головой солнца и лун.

На ступенях аметистового трона - первый министр. Вот он каков! Немногим больше тридцати, но кожа желтовата и мешки под глазами. Строен, среднего роста; нехорошие карие глаза; густые брови загнуты, как ласточкино крыло; красивые жадные губы и подбородок скобкой. Кого-то он напомнил смутно.

- Нынче, - сказал Киссур, - боги ушли из мира, оборотни наводнили его. Чиновники захватывают земли, обманом понуждают крестьян усыновлять их. Действия их несвоевременны, одежды - вызывающи. Чиновники присваивают законы, богачи присваивают труд. Ступени храма справедливости заросли травой, ворота торжищ широко распахнуты. В столице отменили стену между Верхним и Нижним городом, зато воздвигли другую, невидимую. Проходит эта невидимая стена в пятидесяти шагах от оптовой пристани. По одну сторону невидимой стены мера риса стоит три гроша, но покупающий должен купить не меньше десяти тысяч мер. А по другую сторону стены мера риса стоит семь грошей!

Что же происходит?

Тот, у кого есть деньги купить десять тысяч мер, покупает их и тут же, в пятидесяти шагах, перепродает тем, у кого не хватает денег на ежедневную похлебку.

Говорят, что цена товара возрастает от вложенного в него труда. Пусть-ка первый министр объяснит, отчего возрастает цена риса на оптовой пристани!

Государь! Я проходил через селения на пути сюда! Женщины сидели на ветхих порогах и плели кружева пальцами, вывернутыми вверх от работы. Они прерывались лишь для того, чтобы откусить черствую лепешку. Откусят - и опять плетут. Но кружева эти, еще не сплетенные, уже не принадлежали тем, кто их плел! Богач по имени Айцар выдал женщинам, по весу, нити, и по весу же собирал кружева. И за труд он уже заплатил ровно столько, чтобы женщинам хватало откусить лепешку.

Но кружевницам еще повезло! Я видел толпы людей на дорогах: тела их были черны от голода, души их были мутны от гнева. Раньше они кормились, выделывая ткани, как их отцы и деды. А теперь богачи поставили станки и разорили их, торгуя тканью, запрещенной обычаями, слишком роскошной и вызывающей зависть. Нынче в ойкумене на одного крестьянина приходится четыре торговца!

Государь! Если в ойкумене на одного крестьянина приходится четыре торговца, значит, скоро на одного торговца будет приходиться четыре повстанца!

Весь мир только и смотрит на первого министра!

Разве не стыдно: он начал носить часы - все стали носить часы. Он начал пить по утрам красную траву, - все кинулись обезьянничать. Оно было бы смешно: только из денег, вырученных от продажи непредписанного напитка, половина оказалась в кармане министра, половина пошла на распространение гнусной ереси!

А эта история с Компанией Восточных Земель? Мыслимое ли дело, чтобы кучке частных лиц предоставлено было право торговать и воевать! Разве кто-либо, кроме воинов государства, имеет право воевать и грабить? Душа болит при мысли, что сокровища, добытые храбростью солдат, пойдут на уплату дивидендов людям с длинным умом и короткой совестью!