Джон Бранер - «Если», 1992 № 03

Поэтому прежде всего он решил пробиваться к ресторану, расположенному в противоположном от медкабинета конце корабля. Но та сторона была разрушена намного сильнее, песка здесь набрались горы, и все усилия ни к чему не приводили — песок тут же сыпался обратно на только что расчищенное место. Павел был уже на грани отчаяния, когда заметил что-то блеснувшее в луче фонарика.

Из песка он отрыл банку: «Витаминизированное молоко».

Он поднес булькающую банку к губам, и жадно выхлебал ее всю за несколько глотков.

Потом Павел нашел целую партию контейнеров с едой. Многие банки были смяты и текли Все же удалось набрать молока, супов, бульонов и пять-шесть видов пюре. Кроме того, здесь оказалось месиво свежих фруктов — яблоки, папайя гибридные цитрусовые под названием «абанос», напоминавшие выросшие до размеров апельсина горькие лимоны, они очень нравились ему своей сочной розовой мякотью.

Он в последний раз взглянул на Эндрю и дал ему полную дозу глюкозо-витаминного стимулятора. Несколько ампул с этим препаратом оказались в целости, как и склянки с протеиновыми концентратами и другими составами для поддержания жизни. У Эндрю, впрочем, был достаточный запас жира, чтобы продержаться несколько дней, и уж, во всяком случае, ему не грозило обезвоживание организма за одну ночь — или что здесь может служить эквивалентом ночи. Каюта Павла, расположенная в отсеке для экипажа, была слишком далеко. Но можно устроить мягкое ложе из дюжины шкурок в коридоре неподалеку от Эндрю — так, чтобы услышать, если тот придет в сознание.

Все остальное может подождать.

— Включи его! Черт побери, включи! Будь ты проклят!

Павел мгновенно проснулся. Крик стоял в коридоре, будто продолжение мучительного сна, — ему приснилось, что он бредет по бесконечной голой пустыне. Павел заставил себя встать, с отвращением ощущая прилипающее к телу нижнее белье, — обычно он менял его дважды в день. За ночь легкий ветерок, должно быть, развеял запах гари, оставшийся после пожара на корабле. Сейчас в воздухе, по-прежнему очень сухом и бедном кислородом, не чувствовалось вообще никаких запахов.

Укладываясь спать, он положил рядом с собой несколько пузырьков с лекарствами и фонарик. Теперь искусственное освещение было излишним. Солнце, стоявшее уже высоко, врывалось через все пробоины и щели в корпусе.

Протирая глаза, Павел вошел в каюту Эндрю и тут же успокоился, бросив взгляд на установленные накануне медицинские приборы. Питаемые автономно, вне зависимости от выведенной из строя энергосистемы корабля, они, словно глазки рептилий, мерцали огоньками индикаторов, указывая, что в состоянии пациента не произошло существенных изменений.

— Вон ту, вон ту штуку! — крикнул Эндрю изо всех сил, правой рукой показывая в сторону полки, куда Павел положил ЛB. — Включи!

Павел глубоко вздохнул. В голове было такое ощущение, будто она набита песком пустыни, в горле першило, словно песок забил легкие. Ни слова не говоря, Павел дотянулся до полки, взял ЛB и вынес прибор из каюты. Эндрю за спиной стонал и выл.

Надо бы вышвырнуть ЛB с корабля раз и навсегда — пусть ночной ветер заметет его песком. Павел напряг мышцы для броска, но в последнее мгновенье остановился.

Спасение, в конце концов, может и не прийти…

Он положил ЛB внутрь одного оставшегося целым шкафа в медкабинете, защелкнул замок, повторяя про себя: «С глаз долой…»

Он не хотел думать об ЛB. Он о нем грезил.

Возвращаясь к Эндрю, Павел за несколько метров до каюты услышал беспомощный стон и ускорил шаги. Эндрю сидел, закрыв лицо руками и плакал.

— Ну-ну, — Павел ободряюще похлопал юношу по руке. — Я здесь. Все в порядке.

— Включи его! — взмолился Эндрю.

— Я его выбросил, — произнес Павел и замер.

— Что?! — не поверил Эндрю. — Он мой! Если я приказываю его включить, ты обязан подчиниться! Пойми, я не могу лежать здесь вот так, я не вынесу этой боли!

— Так что же, ты готов скорее принять смерть, — старательно подбирал слова Павел, — чем выжить и потом наслаждаться всем, чем ты хвастал всю дорогу: деньгами, роскошью, властью?

— Я…

Эндрю замолчал, его руки безвольно опустились. Со страхом смотрел он на медицинские приборы, облепившие его тело ниже поясницы.

Павел ждал.

— Ладно, — обреченно произнес Эндрю. — Ну, дай мне хотя бы эти свои транквилизаторы.

Павел выбрал один из инъекторов и сделал укол.

— Спасибо, — внезапно поблагодарил Эндрю — еще до того, как должен был почувствовать эффект инъекции. — Я… Я, наверное, должен извиниться перед тобой, а?

Павел пожал плечами.

— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно спросил Эндрю.

— Я? — Павел устало закрыл глаза. — Нормально. Нормально, в общем.

— Я задал тебе вопрос. Что, не достоин ответа?

— Хорошо… — Павел облизнул губы. — Голова разламывается, но у тебя, думаю, тоже. Это из-за воздуха. В горле пересохло — по той же причине, воздух здесь очень сухой. Кроме того, куча ушибов и вывих лодыжки. Как врач могу заверить: я куда в лучшей форме, чем ты.

— Оно и видно. — Тень улыбки мелькнула на пухлом лице Эндрю. — Я попал в такой переплет, что без больницы не обойтись, не так ли?

Павел кивнул. Не было смысла скрывать правду.

— Тогда какого дьявола ты не включаешь ЛB? — взорвался Эндрю.

Павел замер. Наконец, произнес:

— Ты испорченное дитя! Ты… О. я не могу подыскать для тебя подходящего снова!

— А теперь слушай, — начал было Эндрю, но Павел решительно перебил:

— Перед тем, как пуститься на новые трюки, вбей в свою дурацкую башку: я хочу остаться в живых, даже если тебе наплевать на себя. Ты так избалован и капризен, что малейший намек на боль заставляет тебя отказаться от всего разом. Так вот: один раз в жизни тебе просто-напросто придется делать то, чего хочет другой!

Наступило молчание. С тех пор, как Павел очнулся, на корабле царила полная тишина, только легкий ветерок свистел в пробоинах корпуса. Вчера еще позвякивали склянки в медкабинете, шуршал песок, забивая последние пустоты в корме корабля, потрескивали остывавшие балки — сегодня все шумы прекратились.

Неестественное спокойствие, вызванное последним уколом, растеклось по лицу Эндрю. Он сказал:

— Ладно. Если ты так решительно настроен сохранить мне жизнь, сделай что- нибудь. Я ведь, знаешь ли, чувствую себя крайне паскудно.

— Хорошо, — уступил Павел. — Я дам тебе еще обезболивающее — но слабую дозу. Боюсь, надо постепенно приучить тебя терпеть. Кто знает, как долго придется ждать спасения.

— А почему ты уверен, что нас вообще спасут?

— Мы находимся в одной системе с планетой Картер. Если где-то поблизости работал локатор, он должен был засечь наш сигнал. Может быть, за нами следили вплоть до самого крушения.