Дорис Писерчиа - «Если», 1993 № 04

Это все, что я могу сделать.

Рэнд умолк. Плечи его сникли, глаза закрылись.

Дункан поднял руку и стал разглядывать ее. Он мог поклясться, что видит морщины и складки кожи на ладони, видит черные волоски на суставах пальцев. Он ощущал, как сердце качает кровь, бегущую по жилам.

Наконец он поднял голову.

— Что стало с остальными?

— Они предпочли умереть.

— Я тоже, — раздался шепот. Дункан понял, что это его голос.

— Там, в долине, в сводчатом здании с куполом находится Атомизатор, — сказал Рэнд. — Мы пользуемся им для уничтожения остатков горной породы.

Остатки породы? Умереть такой смертью означало, что он и не жил. Но он жил! Последние несколько часов он был человеком. Может быть, его смерть заключала в себе какой-то смысл. Но какое значение имело это теперь?

Он окунулся в воспоминания и ухватился за одно из них. Когда-то людей приговаривали к смерти за преступления. Вот и он был повинен в преступлении, имя которому — обман. Он посягнул на звание Человека. Он заявил, что его дом — Земля. Но и это оказалось ложью. Дом — это когда есть палисадник, тепло и сострадание. Это не остров по имени Венера в океане Космоса, где не растет ничего, кроме Времени, где тепло измеряется всесжигающим пламенем доменных печей, а о сострадании никто не ведает.

Он был виновен. И его приговором была смерть.

— Я готов, — сказал он.

— Я пойду с вами, — сказал Рэнд, и когда Дункан заколебался, добавил: — Я знаю, вы все еще во власти грез. Вам нельзя идти одному.

Дункан пытался что-то ответить, но смог только кивнуть.

Рэнд снял с вешалки в стенном шкафу один из резиновых костюмов и стал надевать его.

Диверс по-прежнему сидел за столом. Теперь он отдыхал, наблюдая за струйкой сигаретного дыма, поднимающегося к потолку. Когда Дункан приблизился к нему, он резко дернул головой, глаза его сузились.

— У нас с вами есть кое-что общее, — сказал ему Дункан. — Нам обоим не хватает человечности.

Диверс прикусил губу и покраснел. Он хотел что- то возразить, но внезапно отвернулся.

Рэнд и Дункан проделали путь по всему коридору, пока последняя дверь не закрылась за ними.

Солнце жгло немилосердно. Но для Дункана оно стало ласковым желтым шаром, заставлявшим блаженно жмуриться. Каменистая почва была неровной, в ямах и выбоинах, но Дункану казалось, что он видит зеленую травку, стелющуюся от ветра. Он заметил, как кролик выскочил из своей норы, смешно двигая носом, метнулся в лесную чащу…

Они вошли в сводчатое здание, миновали огненные печи, которые он не помнил, и оказались в полутемном жарком помещении. Жидкий золотистый металл стекал по желобу в литейные формы, следовавшие дальше по рельсам.

Вот и Атомизатор.

Рэнд взял его за руку.

— Вы меня слышите? — спросил он. Лицо его под прозрачным шлемом было бледным, рука, обхватившая локоть Дункана, дрожала. — Вам надо только войти внутрь и закрыть дверь.

Дункан шагнул к контейнеру. Рэнд задержал его.

— Пробудитесь от своих грез. Что хорошего они вам принесли?

Дункан знал: если бы это было на Земле и он оказался человеком, приговоренным к смерти, все происходило бы точно так же. Священник пришел бы к нему с последними утешениями, потом врач дал бы ему маленькую таблетку, снимающую страх.

Но он не желал бы такого конца.

Переступив порог, он увидел крохотный блик света — наверное, от солнца.

Он сам закрыл за собой дверь.

Он видел, как губы Рэнда беззвучно шепнули: «Прощай».

Грезы поглотили его полностью, вознеся над жалкой и безобразной оболочкой насекомого. В тайниках своего сознания он кричал: «Я человек!», — и эта призрачная реальность победно торжествовала над другой реальностью-истинной. И разрушительные силы, мощным смертельным потоком ринувшиеся сквозь атомы его тела — покрытого теплой кожей человеческого тела! — проникли в самые глубины мягких тканей его человеческого естества, и его скорбный путь в небытие был исполнен ужаса и боли.

Но именно этого он жаждал.

Перешел с английского Владимир ВОЛИН

Классический рассказ Дорис Писарчиа уже был опубликован на русском языке, но в сокращенном виде. Поскольку этот номер журнала редакция решила посв я тить теме искусственного разума, мы сочли возможным предложить читателям новый перевод рассказа а полном объеме. Проблем аискусственного интеллекта, решенная Писерчиа в столь трагическом ключе, еще несколько лет назад находилась в центре полемического внимания и науки, и прессы. Потом споры несколько поутихли. Может быть, замедлилось само движение научногопоиска? Об этом беседа нашего корреспондента Леонарда Никишина с академиком Гермогеном Поспеловым и директором Института искусственного интеллекта Алек сандром Нариньяни

Почему утрачен общественный интерес к проблеме искусственного интеллекта? Обозначился спад исследований? Или возникли серьезные трудности? Может быть, проблема оказалась не имеющей решения?

Г.П.: — Спада никакого нет, скорее наоборот. Сейчас работы по искусственному интеллекту расширяются. Есть спад общественного интереса, потому что такие названия книг, как «Думающий компьютер», «Компьютер-творец», породив волну полемического ажиотажа, оказались чисто рекламными преувеличениями.

— Скажем, заголовок гласит «Машина-переводчик», а речь идет всего лишь об электронном словаре.

А.Н.: — Один из крупнейших специалистов в области искусственного интеллекта Марвин Минский определяет его как свойство машины, когда она может делать то же, что и человек, используя свой разум. Разделяя этот подход, мы уверены, что машины станут играть заметную роль в коммуникативных отношениях людей в процессе их деятельности.

— То есть, они станут честью человеческой культуры?

Г.П.: — Неотъемлемой частью. Самым значительным событием последних лет стал японский проект создания ЭВМ пятого поколения. Десятилетняя программа была призвана обеспечить использование систем искусственного интеллекта для рывка в производительности интеллектуального труда. Одной из задач проекта было повышение качества управления сложными технологическими процессами, исключающими создание катастрофических ситуаций. То есть, при принятии ответственных решений очень важны так называемые опытные знания — те, которые накапливаются с опытом и проявляются потом на уровне интуиции. Хотя такая информация формализуется плохо, однако это возможно; так появились бывшие одно время очень модными экспертные системы.

— Но, простите, все же это не разум…