Ким Сатарин - Февраль Водяного

Супруга, вернувшись с работы, застала меня посреди разбросанных вокруг чемодана вещей.

— Игорь, ты что, с этим коричневым чудовищем ехать собрался? Не позорься, возьми черный.

— Да я к этому привык, — мне один чемодан лучше другого не казался, но у женщин на вещи своя точка зрения, порой непостижимая.

Хорошо хоть, Антонина так и не съязвила по поводу моих пророчеств, предсказывавших отнюдь не деловую поездку. Должно быть, просто забыла. Своим практичным умом она сразу уловила выгоду предстоящей поездки. Будучи в Москве я и со Славкой поговорю, и с возможной будущей работой ознакомлюсь. Да и вообще, полагала Тоня, хлебнув московской жизни, я возвращаться в провинцию уже не захочу.

Она оказалась права ровно наполовину. Прежней жизнью жить я уже не мог и не хотел. Но совсем не в том смысле, как это представляла себе моя половина.

— Ты знаешь, мой диплом в Москве не ценится. В лабораторию устроиться можно, конечно, но лишь потому, что жить придется на одну зарплату. Тогда уж выгоднее грузчиком работать, пиво и сигареты ночами по ларькам развозить. Но по сравнению с тем, сколько там может заработать предсказатель, любые государственные зарплаты меркнут…

Супруга скептически поджала губы:

— И много ты там заработал?

— Да я ведь и гадал-то всего шесть раз. Славка клиентуру подогнал уже под католическое рождество. Так что немного. Всего восемьдесят тысяч с копейками…

Последовавшая затем немая сцена доставила мне куда больше удовольствия, чем все заработанные деньги. Сразу порешили, что перебираться в Москву смысла нет. Людям, ищущим парапсихолога получше, московская прописка доверия не внушает. Им кажется, что настоящий Дар мог сохраниться лишь в деревне, вдали от суеты. А что для москвича наш город — деревня и есть. Провинция для них — Нижний Новгород, Екатеринбург, Казань, а все остальное проходит по разряду деревни, где и банкомата сразу не сыщешь.

Клиентуру будет подгонять Славка, за известный процент, а в случае чего можно раз в месяц на выходные и мне самому в столицу выехать, поработать. Доехать до нас для москвича — не проблема. Конечно, цену придется устанавливать не столь высокую, как перед Новым Годом, но на жизнь с маслом, сыром и икрой, все равно хватит. Москва большая, раз установившейся на меня моды достанет на несколько лет, а за это время мой Дар создаст мне такую репутацию, что в будущее можно будет смотреть смело.

Предыдущее предсказание, о котором я помнил, конечно, отодвинулось в эти счастливые дни на самый край сознания. Виталия я не вспоминал вообще. А он, то ли намеренно, то ли волей случая, несколько раз оказывался со мной вместе в одних и тех же кампаниях. Вежливо здоровался, поддерживал светский разговор. Никаких фотографий мне не показывал, прошлого не вспоминал. К тому же встречал я его в больших кампаниях, где всегда была возможность разговаривать с теми, в кем ты разговаривать хочешь. Никакого желания общаться с психологом у меня, честно говоря, не возникало.

Очередной раз я вспомнил о нем, когда мы с Аскольдом стояли возле слегка заледеневшей проруби, глядя на заходящее январское солнце. Ветер перегонял по бугристому льду реки снежную крупу.

— Там, у поворота, водяной живет, — неожиданно произнес Аскольд, показывая на крутой изгиб берега.

Судя по обрыву, глубина в том месте была порядочной. Как раз для водяного или там русалки. Аскольд, на даче которого я гостил, был повернут на древнеславянских верованиях, так что его словам я не удивился. Мельком вспомнился Виталий, но к чему — я не понял и сразу о нем постарался забыть.

— А здесь в крещение купались, что-ли? — спросил я, поглядывая на тонкий ледок проруби.

— Купались, супостаты. Хозяина ночью тревожили. Он теперь обидится, летом с купальщиков выкуп возьмет.

— Терпеливый, однако, — рассеянно отозвался я. — Столько ждать…

— Так ведь свои все купались, с наших дач. Никуда они не денутся, жара настанет, все в реку полезут. Хозяин знает, что делает. Дождется, что ему полгода…

Мы подошли к обрыву, и я заметил торчащий из глубины льда толстый металлический прут. Для проверки — чего, сам не знаю — я пнул его ногой. Лед под ногой резко треснул и звенящий гул прокатился над рекой, постепенно затихая. Аскольд за моей спиной негромко охнул.

— Пойдем на берег, Игорь, — позвал он меня напряженным голосом.

Я поплелся за ним, ощущая себя нашкодившим мальчонкой. Только выйдя на берег, Аскольд несколько расслабился.

— Не надо было тебе шуметь. Эта железяка уже сколько лет там торчит. Вынуть пытались, да ничего не вышло. Стало быть, нужна она хозяину зачем-то.

Мы поужинали и сидели возле печки, глядя на пляшущий в щелях дверцы огонь. Лениво перебрасывались словами. Дома у меня шел ремонт, семейство я отправил на "гадательную" квартиру, а сам ночевал у Аскольда.

— Тем летом у нас в реке двое утонуло, а прошлым — один. А до этого — много один за десять лет. Осердчал хозяин.

— По пьяни, должно быть, тонут?

— Не без этого. Но здесь всегда спьяну купались — и обходилось. Если хозяин настроен по-доброму, то никто и не утонет. Озверел народ, что и говорить. Весь лес и весь берег бутылками пластиковыми загадили. Природа, она за себя отомстит…

Далее последовали обычные рассуждения о том, как все хорошо было раньше и как стало плохо теперь. Хороший Аскольд мужик, только зануден не в меру. Но я его прерывать не рискнул. Не положено гостю. А у Аскольда, надо отдать ему должное, все гости вели себя по его правилам, без насмешек и попыток перевоспитать хозяина. Оттого, наверное, что Аскольд ко всем добр и предупредителен. Вот и сейчас, кроме меня, у него гостили Андрей и Ольга.

Ребята молодые, сожительствуют, на свое жилье денег нет. Вот Аскольд их и пустил до весны. Больше народу — безопаснее. Зимой в дачном массиве постоянно жили лишь в трех домах, и до ближайшего соседа можно и не докричаться, случись чего. Ребята смотрели телевизор, а мы посидели еще немного у печки и завалились спать.

Утром, черпая воду из ведра, я краем глаза поймал свое отражение. Какое-то оно было не такое. Подождав, пока поверхность воды успокоится, я присмотрелся повнимательнее. Осунувшееся, серое лицо, как из концлагеря. Совсем не я. Для проверки глянул в зеркало: там я, обычный, лишь лицо слегка припухло после сна. Но поверхность воды упорно отражала изнуренное долгими страданиями и безнадежностью лицо. Ничего не объясняя, я попросил Андрея посмотреть на мое отражение в воде. Он ничего необычного не заметил, а я сослался на то, что мне что-то померещилось. Аскольду я ничего говорить не стал. Почему, сам не знаю.

Бригада отделочников колдовала над потолками, стараясь выровнять их идеальным образом. Электрик свою работу закончил, в ванной укладывали последние плитки. Тоня хозяйским оком обозревала панораму ремонта, внимательно приглядываясь ко всякой мелочи. Я воровато открыл дверь шкафа и посмотрелся в зеркало. Все нормально. И наш невролог мне так сказал: