Андрей Федосеенко - Искатель. 2009. Выпуск №2

— А к нему можно обращаться с любой просьбой?

— Молодой человек, с любой просьбой обращаются к депутатам. А к Ивану Архипычу идут с делами, которые не поддаются земным силам.

Казалось бы, тема обязывала к разговору вполголоса, но женщина чеканила слова звонко. Палладьеву не хотелось беседовать на виду. Последняя ее мысль о земных силах, которые поддаются только Ивану Архипычу, заставила спросить:

— Как понимать ваши слова?

— Урну с прахом мужа я не захоронила, а поставила в шкаф. Теперь оттуда слышу шорохи и стоны.

Палладьев был настолько удивлен этой историей, что с ходу дал совет:

— Переставьте урну.

— Куда?

— Например, в холодильник.

Палладьев оглядел присутствующих, надеясь заметить улыбки. Их не было: не то место и не те люди. Ему хотелось узнать у своей соседки, какой совет она хочет получить у этого колдуна. Но соседка отвернулась, обиженная, видимо, иронией, которой на его лице было больше, чем краски на лице модницы. Зато старушка с другого боку приникла к его плечу с вкрадчивым сообщением:

— Иван Архипович видит сквозь землю.

— В каком смысле? — попробовал уточнить капитан.

— В таком, что пришла поблагодарить за мужа.

— Вылечил?

— Полгода, как помер.

— За что же благодарить?

— Мужа я хоронила с уважением, гроб из ценного дерева, меху туда постелила… А недавно приснилось, что ему неудобно, на бок повернулся…

— Кто? — повысил голос капитан.

— Про кого говорю-то? Супруг мой. Я и обратилась к Ивану Архипычу. Он мужа и показал.

— Где показал?

— Могилу за приличные деньги разрыли и зарыли. Лживый мой сон. Петр лежит на спине, лицо довольное…

— Мадам, он же пробыл в земле шесть месяцев, — перебил капитан.

— Да, он как огурчик. Спасибо Ивану Архипычу.

Палладьев огляделся с некоторой беспомощностью. Куда

он попал? Приходилось встречаться с нетрадиционными лекарями и с маниакальными личностями, которые защищали от негатива, разгружали стрессы, отсрочивали климакс, уводили в какие-то зеркальные коридоры, притупляли аппетит… Но все это делали в реальной жизни. Здесь же шагали в загробный мир, да еще с доказательствами. Правда, со слов двух старух. И капитан пересел к мужчине, который за разговором явно следил. Усмехнувшись, мужчина спросил:

— Если не верите, то зачем пришли?

— Чтобы убедиться.

— Парень, я убедился. Год, как похоронил брата. Сижу как-то в парке на скамейке, где мы с ним любили отдыхать. Вдруг его голос: «Аркадий, сними с меня очки, давят…» Отчетливо, с его интонацией. А вокруг никого. И так повторил трижды.

— Кто-нибудь сидел в кустах?

— Ни кустов рядом, ни цветов — дорога для велосипедистов. Дело в том, что брат ходил в очках и похоронить себя велел в них. Его волю я исполнил. А теперь пришлось исправлять.

— Каким образом?

— Могилу вскрыли и очки сняли.

— Но ведь год прошел! Наверное, и лица нет? — опять не то удивился, не то возмутился капитан.

— Иван Архипыч употребил свои возможности. И лицо цело, и очки лежат на глазницах, как я их положил.

Все сидевшие кивнули синхронно. Капитан ощутил тоску зеленую и уставился не то на картину, не то на постер… Клубок розовых веревок. Через несколько минут догадался, что изображены не веревки, а черепная коробка с мозгами. Видимо, очень умный был человек, поскольку мозги-веревки походили на ливерную колбасу. Капитан усмехнулся, но не по поводу картины, а по поводу собственной личности: сидит, разглядывает мистический кишечник, выслушивает кладбищенские байки… Дела же стоят. Надо писать отчеты, съездить по двум адресам, встретиться с агентурой… Но начатую работу бросать капитан не любил, потому что на нее уже было затрачено время. Бросать неоконченную работу значило разбрасываться временем. И после беседы с клиентами захотелось увидеть этого Ивана Архиповича.

В приемной запахло вкусно — кашей, сваренной на молоке.

— Иван Архипович кушает по часам, — сказала соседка.

— И пьет чай ровно в пять, — добавила вторая.

— Педант, — изрек капитан.

Мужчина, освободивший мертвого брата от очков, возразил:

— Не педант, а живет по английской моде. Утром обязательно овсянка.

От энергии, прилившей к ногам, в ботинках защекотало. Капитан вскочил и ринулся к своему «жигуленку».

Палладьев рулил туда, где было свободнее. Казалось, что автомобиль сам выбирает путь: надо бы его урезонить, для чего требовалось подумать. Капитан припарковался на первом же свободном куске пространства, но мысли этой парковке не подчинились…

Ехать в прокуратуру к следователю Рябинину? Или сперва доложиться майору? О чем? О том, что в «КСИС» варят овсянку и живут по английской моде? Да половина страны живет по чужой моде — чай по-английски и кофе по-американски. Всякие драйверы и рейверы, шопинги и допинги, гламуры и омары… Иван Архипович бережет здоровье, поэтому ест овсяную кашу. И что? Правда, он занимается делами, подобными бизнесу Генриха Коловратского…

Во всех случаях капитану прикажут собрать оперативную информацию. А прикажут ли, если прокуратура к этому преступлению охладела как к малозначительному? Даже неизвестно, где теперь подвизается эта парочка. Работают в госструктурах, торгуют, двигают науку, занимаются бизнесом — или мошенничают?

Едят овсянку и живут в английском стиле… А где работают? Может быть, и место жительства сменили. Капитан помнил их адреса. Он глянул на часы: семь вечера, пятница…

У Палладьева бывали состояния, которые он не любил: оперативная энергия опережала мысли. Видимо, поэтому он работал в уголовном розыске, а не в следственном отделе. Вот примчался к дому Коловратского… Зачем? Чтобы глянуть на его иномарку, стоявшую у подъезда. Пятница, семь вечера… Наверное, Генрих уже смотрит телевизор.

Но он не смотрел, а деловито вышел из парадного и уселся в свою машину. Капитан пригнулся. Коловратский фыркнул двигателем и выехал со двора. Капитан тоже фыркнул, не двигателем, и бросил своего «жигуленка» вослед.

Чтобы не отстать и не потерять, пришлось бампером чуть ли не клевать его багажник. Хорошо, что ехали недолго и вкатили на одну из улочек, которая за счет выхода на проспект была в центре города, но тихой. Коловратский остановился у панели, покинул машину и скорым шагом скрылся в каком-то заведении. Капитан помельтешил по проезжей части и вопреки дорожным правилам приткнулся невдалеке. Посидев бездвижно, он вылез и пошел глянуть, куда делся Коловратский…

В кафе «Грезы». Неброские, какие-то затемненные буквы. И окна, затемненные изнутри тяжелыми шторами… Палладьеву хотелось войти и глянуть, о чем грезит Коловратский. Но тот его знал в лицо — войти значило спугнуть. Уловив придушенную музыку, капитан спросил: